Кроме того, были приняты предосторожности, довольно, впрочем, несерьезные, чтобы эти деньги не потекли в руки эмигрантов: каждый, кто вывозил сумму звонкой монетой, обязывался ввести товаров на равнозначную сумму.

Наконец, Конвент занялся трудным вопросом об ассигнациях. В действительном обращении их находилось около 7 миллиардов и 5–6 миллионов; в кассах их оставалось на 5–6 миллионов, следовательно, изготовлено их было на 8 миллиардов. Залога имугцествами – лесами, землями, усадьбами, домами, движимым имуществом и пр. – оставалось еще на 15 миллиардов. Следовательно, залога было более чем достаточно. Между тем ассигнация теряла девять десятых или одиннадцать двенадцатых своей ценности, смотря по тому, на какие предметы менялась. Итак, государство, получавшее налоги ассигнациями, гражданин, живущий рентой, служащий, собственник домов или земель, кредитор, давший свой капитал под проценты, словом, каждый, кто имел дело с бумажными деньгами, подвергался громадному убытку. Камбон предложил увеличить жалованья и рентный доход. Это предложение, после жаркого спора, пришлось принять хотя бы для служащих, которым буквально не на что было жить. Но это было ничтожное средство против ужасающего зла: это значило дать облегчение одному разряду людей из тысячи. Чтобы помочь всем, надо было восстановить правильное соотношение валют – но как этого достигнуть?

Еще были в ходу прошлогодние надежды о необходимости выявить причины падения ассигнаций и найти средства к поднятию их. Сначала, хоть и признавая, что огромное количество их составляет одну из этих причин, старались доказать, что эта причина все-таки не главная, чтобы снять с себя обвинение в неумеренности выпусков. В доказательство приводилось то обстоятельство, что в минуту отступничества Дюмурье, восстания Вандеи и взятия Валансьена ассигнации, хоть и обращались в гораздо меньшем количестве, чем после снятия блокад Дюнкерка, Мобёжа и Ландау, однако теряли еще больше. Это действительно было так и доказывало, что поражения и победы имеют влияние на курс валюты – истина неоспоримая. Но теперь, в марте 1795 года, победа была полной, доверие к продажам установилось, национальные имущества сделались предметом биржевой игры, множество спекулянтов скупали их, чтобы поживиться при перепродаже; однако же падение стоимости ассигнаций продолжалось, и было в несколько раз больше, чем в предыдущем году. Следовательно, чрезмерность выпусков оказывалась настоящей причиной падения бумажных денег, а единственным средством поднять цену оставалось изъятие их – в как можно большем количестве – из обращения.