Единственным средством изъятия ассигнаций из обращения была продажа национальных имуществ. Но как их продавать? Вечные вопросы, задававшиеся каждый год! Покупкам в прошедшие годы мешали предрассудки и неуверенность в устойчивости приобретений. Теперь мешало другое. Пусть читатель представит себе, как вообще производятся покупки недвижимости при обыденном течении дел. Торговый человек, мануфактурщик, поселянин, финансист покупает землю у человека обедневшего или желающего обменять свою землю на другую. Земля всегда обменивается либо на другую землю, либо на движимый капитал, накопленный трудом. Но представим себе целую сеть территорий, состоящую из богатейших и мало раздробленных земель, парков, великолепных усадеб, городских домов, разом предлагаемую в продажу в ту самую минуту, когда землевладельцы и торговцы, самые богатые финансисты разбрелись кто куда. И была ли возможность продать имущества обычным способом? Уж никак не мелкие буржуа или фермеры, едва уцелевшие после гонений, могли сделать такое приобретение и особенно заплатить за него. Вероятно, скажут на это, что количество всех находившихся в обращении ассигнаций было достаточно на всю покупку, но это количество было обманчиво, так как каждому владельцу ассигнаций приходилось отдавать их в восемь и в десять раз больше прежнего за те же предметы.

Стало быть, трудность задачи заключалась не в том, чтобы внушить желание купить, а в том, чтобы дать желающим возможность заплатить. Поэтому все предлагаемые средства исходили из ложного основания, ибо все предполагали такую возможность. Средства эти разделялись на принудительные и добровольные. Первые заключались в лишении ассигнаций денежного значения (демонетизации) и принудительном займе. Посредством демонетизации бумажные деньги превращались в простые закладные знаки на имущества. Эта мера была тиранической, потому что ассигнация в руках рабочего или бедняка превращала его кусок хлеба в землю и обрекала владельца на голод. От одного уже слуха о намерении лишить часть ассигнаций денежного значения ассигнации упали больше, еще и пришлось объявить специальным декретом, что это не будет исполнено. Принудительный заем был не менее тиранической мерой: он тоже насильно превращал денежную ассигнацию в закладную на землю. Вся разница состояла в том, что заем падал на высшие и богатые классы; но и эти классы столько уже перенесли, что трудно было заставить их покупать земельную собственность, не ставя их перед жестоким затруднением. Притом, с тех пор как наступила реакция, они начинали обороняться от всякого возвращения к революционным мерам.