– Вся ваша история, – сказал Конвенту Сийес, – распадается на две эпохи: с 21 сентября, дня вашего открытия, до 31 мая – устрашение Конвента заблуждающимся народом; с 31 мая до нынешнего дня – угнетение народа тираническим Конвентом. С нынешнего же дня, вернув своих товарищей, вы докажете, что снова свободны. Подобная мера не подлежит даже прениям: она сама собою разумеется.

Монтаньяры были возмущены таким взглядом на вещи.

– Значит всё, что вы сделали, – ничто! – воскликнул Камбон. – Эти громадные труды, это множество законов, все эти декреты, на которых основано настоящее правительство, – ничто! И спасение Франции, совершенное вашим мужеством и вашими усилиями, – тоже ничто!

Сийес возразил, что его не так поняли. Как бы то ни было, депутатов, уцелевших после казней, решено было возвратить в собрание. Итак, славные изгнанники Инар, Анри Ларивьер, Луве, Ларевельер-Лепо, Понтекулан возвратились среди громких рукоплесканий.

«Зачем, – воскликнул Шенье[21], – зачем не нашлось такой глубокой пещеры, где могли бы спастись от палачей красноречие Верньо и гений Кондорсе!

Монтаньяры негодовали. Несколько термидорианцев, испуганных возвращением в собрание вождей партии, когда-то оказавшей революционной системе такое опасное сопротивление, даже вернулись в состав Горы: Тюрио, враг Робеспьера, каким-то чудом избегнувший участи Филиппо; Лесаж-Сено, умная голова, но заклятый враг всего противодействующего Революции; наконец сам Лекуэнтр, этот упорный противник Бийо, Колло и Барера, объявленный клеветником пять месяцев назад, – все они пересели опять на левую сторону.

– Вы не знаете, что делаете, – сказал Тюрио своим товарищам, – эти люди никогда вам не простят.

Лекуэнтр предложил провести различие:

– Верните изгнанных депутатов, но рассмотрите, кто из них поднимал оружие против отечества и настраивал департаменты, и не призывайте их опять в свою среду.

Но дело было в том, что этим занимались все. Луве сознался в этом не колеблясь и предложил объявить, что департаменты, поднявшиеся в июне 1793 года, заслужили признательность отечества. Тут уж и Тальен вскочил, ужасаясь смелости жирондистов, и отверг оба предложения, которые и были оставлены без внимания.

Возрастающий голод заставил наконец принять меру, которая откладывалась уже несколько дней, потому что должна была довести раздражение до крайней степени: пришлось посадить жителей Парижа на порции. Буасси д’Англа явился в собрание 16 марта (25 вантоза) и предложил, во избежание лишних трат и в видах обеспечения каждому достаточного количества пищи, выдавать отныне не больше одного фунта хлеба на человека, по билетам, как до сих пор. С этим условием он ручался, что столица не останется без хлеба вовсе. Монтаньяр Ромм предложил рабочим положить по полтора фунта на человека, на том основании, что высшие классы имеют средства доставать мясо, овощи или рис, тогда как простой народ едва в состоянии покупать один хлеб. Это предложение было принято, и термидорианцы пожалели, что сами не догадались его внести, чтобы снискать признательность народа и отвлечь его от Горы.