Всякий участвовавший в подобной сходке подлежал ссылке. Если после троекратного требования, заявленного городскими властями, сходка не расходилась, предписывалось применять против нее силу; все соседние секции, пока собирались полиция и войска, должны были послать на место свои отряды. Оскорбление, нанесенное народному представителю, наказывалось ссылкой, оскорбление с насилием – смертью. В Париже предлагалось оставить один только колокол, в павильоне Единства. Если толпа шла против Конвента, должны были немедленно ударить в набат. По этому сигналу все секции были обязаны тотчас же сойтись и идти на помощь национальному представительству. Если бы Конвент распустили или стеснили его свободу, всем членам, которым удалось бы уйти, предписывалось немедленно выехать из Парижа и отправиться в Шалон-на-Марне. Генералы должны были тотчас прислать им войск с границ, и новый конвент, образовавшийся в Шалоне, как единственный хранитель законной власти, должен был идти на Париж, освободить угнетенную часть национального представительства и наказать виновников покушения.

Комитеты с полной готовностью приняли этот проект. Сийесу поручили составить о нем доклад и как можно скорее представить его собранию. Революционеры, со своей стороны, почерпнув новую смелость в последнем волнении, считая голод необыкновенно удобным случаем, видя, что опасность, грозящая их партии, растет, а роковая минута для Бийо, Колло, Барера и Бадье приближается, волновались всё сильнее и всерьез думали устроить восстание. Электоральный клуб и народное общество Кенз-Вен недавно были распущены. Революционеры, лишенные этого убежища, рассеялись по секционным собраниям, сходившимся в декадные дни. Они занимали предместья Сент-Антуан и Сен-Марсо, кварталы Тампля и Сите. Они видались в кофейнях, находившихся в центре этих кварталов, задумывали восстания, но не имели ни признанного вождя, ни настоящего плана. Между ними было несколько серьезно скомпрометированных людей, прежних членов революционных комитетов или занимавших разные должности: эти люди имели большое влияние на народ, но ни один не пользовался решительным преимуществом перед другими; притом между собою они ладили плохо, а главное – не имели никаких сношений с Горой.

Прежние народные вожаки всегда держались либо Дантона, либо Робеспьера, словом – главных членов правительства, и служили им посредниками для передачи их воли черни. Но те и другие погибли. Новые предводители не были известны новым вождям Горы; общего между ними были только опасность и привязанность к одному делу. Притом депутаты-монтаньяры теперь во всех собраниях составляли меньшинство, беспрестанно обвинялись в заговорах с целью возвратить себе власть и вынуждены были каждый день оправдываться и уверять, что заговора не составляют. Обыкновенным результатом такого положения становится желание найти заговор, составленный другими, и отсутствие желания участвовать в нем самим. Так и монтаньяры постоянно твердили: «Народ восстанет, это необходимо!» – но не решались принять для этого решительные меры. Шли толки о неосторожных словах, которые будто бы Дюгем и Монто Луи-Мари-Бон произнесли в какой-то кофейне. И конечно, тот и другой были достаточно для этого необузданны и невоздержаны в своих речах. Повторялись также изречения Леонара Бурдона в секционном обществе улицы Вертбуа, и эти изречения, по всей вероятности, действительно принадлежали ему. Но никто из них не имел сношений с патриотами. Что же касается Бийо, Колло и Барера, более других заинтересованных в волнениях, они боялись участвовать в таковых, чтобы не ухудшить еще без того весьма опасного своего положения.