Ходом классовой борьбы, уже в ранние свои годы пишет Сталин, управляет некая «внутренняя» логика — «логика вещей», которая «сильнее всякой иной логики». Состоит она в том, что поведение социальных и политических групп либо отдельных индивидов определяется их классовой природой, диктующей им те или иные установки, «задачи», цели — «все равно, хотят они этого или нет». Подобная детерминированность носит всецело фаталистический характер — и действительно, Сталина нередко упрекают в фатализме[598]. Столь же правомерно говорить, конечно, о скрытой телеологичности его мышления. Общество в своем развитии выдвигает перед собой различные цели, соответствующие его возрастной стадии и расстановке классовых сил. Идеи или теории тоже предопределены. Это социальные установки, подверженные тому же универсальному процессу старения и обновления, что и само общество:
Общественные идеи и теории бывают разные, — разъясняет Сталин в четвертой главе «Краткого курса». — Есть старые идеи и теории, отжившие свой век <…> Бывают новые, передовые идеи и теории, служащие интересам передовых сил общества <…> Новые… теории потому, собственно, и возникают, что они необходимы для общества, что без их организующей, мобилизующей и преобразующей работы невозможно разрешение назревших задач развития материальных сил общества <…> Так общественные идеи, теории, политические учреждения, возникнув на базе назревших задач развития материальных сил общества, развития общественного бьгтия, — сами воздействуют потом на общественное бытие, на материальную жизнь общества… чтоб довести до конца разрешение назревших задач материальной жизни общества.
Общественные идеи и теории бывают разные, — разъясняет Сталин в четвертой главе «Краткого курса». — Есть старые идеи и теории, отжившие свой век <…> Бывают новые, передовые идеи и теории, служащие интересам передовых сил общества <…> Новые… теории потому, собственно, и возникают, что они необходимы для общества, что без их организующей, мобилизующей и преобразующей работы
Итак, подобно кадрам, вышедшим из рабочего класса, чтобы затем руководить ими, идеи возвращаются к материнской массе в обличье разъяснительно-пропагандистских материалов, четко разъясняющих ее классовые цели. Важнее для нас то обстоятельство, что, как и вся «надстройка», идеи — и сами идеологи — все-таки вызваны к бытию этими еще не проясненными «задачами материальных сил общества», словно устремленного к авторефлексии. В сталинском определении таится неустранимая двусмысленность: ведь в самом деле непонятно, что тут «первично» — общество или его «материальные силы», включающие в себя технические орудия производства. Телеологический фатум, воля к динамике и развитию таится в самих вещах.