К счастью, среди разных представителей мультилоквенции встречаются иногда и совсем безобидные, не требующие никакой жертвы со стороны слушателей. Вот, вспоминается мне один очень милый соотечественник, с которым одно время пришлось жить в одной квартире и даже быть соседом по комнате. Оказался он человеком застенчивым, а потому нелюдимым, неразговорчивым. Стеснялся не только многолюдного общества, но даже одиночных собеседников, если был мало с ними знаком.

Но когда оставался он в своей комнате один, с глазу на глаз с самим собой, вся застенчивость сразу исчезала. Себя он совершенно не стеснялся, был с самим собой на дружеской ноге, становился словоохотливым, находчивым и даже остроумным.

– Ну, что, брат, Николай? – слышал я сквозь щели внутренней двери, соединявшей наши комнаты: – Свалял ты сегодня дурака?

– Да уж, свалял, с грустным смехом отвечал Николай:

– А я, ведь, тебя предупреждал: не верь Заковыркину, – продолжал Николай. – Какой разумный человек может поверить в существованье мази, которая вполне обновляет поношенные костюмы?

– Это верно… – соглашался Николай. – Но, ведь техника так бешено развивается…

– Техника-то развивается, верно, – соглашался Николай, – но вместе с нею развивается и жульничество. Ты сам посуди: ну, какой химический элемент в состоянии из старого костюма сделать новый?!

– Да там внутри что-то секретное есть. Уголь вместе с перекисью водорода…

– Эх, сам ты – перекись: пять тысяч внес в это дурацкое дело!

– Ну, да. Зато я должен был получить пятьдесят процентов чистого дохода!

После всего этого – временное молчание. И затем снова слышно:

– Ну, ладно… А теперь, – может быть, выпьем чайку, Николай?

– Отчего же, выпьем, – отвечает Николай.

– У нас там, кажется, и печенье есть, – говорит Николай. – Да, как будто есть, – соглашается Николай.

– Так зажигай примус, Николай, – просит Николай.

– Отчего же, сейчас зажжем и примус!

После этого опять некоторое время молчание. A затем слышится уже не разговор, a пение. Мой сосед – большой меломан, в России любил посещать оперу, из всех композиторов больше всех увлекался Верди.

И вот из-за стены доносится трагический дуэт, кажется, – из «Бал-маскарада». Между матерью, колоратурным сопрано, и сыном, басом, происходит тягостный разрыв:

– Ты мне не с ы ы ы ы ы ы н! – тонким голосом выводит колоратуру Николай.

– Ты мне не м а а а а а т ь! – негодующим певучим басом отвечает Николай.