И все же, наряду с этим – бедствие. Тягчайшее испытание для городских жителей: неумолчный рев аппаратов. Рев с чердаков, из подвалов, со всех этажей от первого до шестого, седьмого. Нескончаемые негритянские танцы. Назойливые песенки. Гнусавые, барабанные звуки разгулявшегося джаза, бьющие по голове, сверлящие мозг.

Куда бежать от соседа, открывшего окно, поставившего свой приемник на всю глотку громкоговорителя? Как спастись беззащитному невольному слушателю? Скрыться в городской сад? Но и возле сада – с четырех сторон окна. И опять то же: с одной стороны – танцы. С другой – болтовня спикера. С третьей шансонетки. С четвертой – жуткая соната Равеля.

Не сквер для отдыха, – один из кругов дантова ада.

* * *

После всех этих пыток как иногда не умилиться, найдя повод вспомнить молчаливо-мудрые прошедшие времена?

Как-то раз, бежав от соседа, наслаждавшегося грохотом тамтама, дошедшего до нас с берегов Конго, достиг я окраины города. Шел по спокойной улице, где тишина редко нарушается скрежетанием, визгом, свистом, кряканьем, хрюканьем, хрипом машин. И, вдруг… Из открытого окна одной виллы послышалось…

Что это? Какая радость! Чьи-то руки, по всей вероятности, детские, в нерешительности разбирают на пианино турецкий марш Моцарта. Темп – застенчивый, медленный. Мелодия спотыкается на ошибочных нотах, возвращается вспять, снова пробирается вперед среди груды препятствий. Кто эти странные ненормальные состоятельные люди, имеющие прекрасного Филлипса на всех волнах, но обучающее музыке своего ребенка, без намерения сделать из него Рахманинова, Орлова257, Рубинштейна, Боровского258?

Да, это – настоящее пианино. И звуки – живые. Родившиеся не за тысячи верст от этого дома, а тут же, рядом: без отправительной станции, без антенны, без приемника, микрофона, трансформатора, конденсатора, потенциометра, проволочных обмоток, эфирных волн.

И снова вспомнился мне из детских лет – старый рояль. И коврик под ним. И над головой – гудение басов, переливы верхних нот-колокольчиков в рапсодии Листа. И попутно встал в памяти первый электрический фонарь. Первые граммофонные голоса в загадочном ящике. И незадолго до постройки ветки железной дороги в наш город, пленительные поездки на лошадях, в экипаже. Неторопливо стучали колеса, медленно изменялся пейзаж окружающих гор и холмов; завидев любопытный цветочек, или странный камешек возле шоссе, можно было соскакивать на дорогу, срывать цветы, собирать камни, сосновые шишки, в легком беге догонять экипаж.

А теперь – несешься в экспрессе, смотришь в окно… Промчался откос крутой горы и что-то цветное мелькнуло. Что это; цветок, камень, осколок бутылки? Или мчишься по воздуху в долгом полете. Что это внизу? Ручей или тропинка? Река или шоссе? Какой лес – еловый, сосновый, лиственный? И что за пятна и точки далеко в воздушном провале: дома, стога, обломки скал, животные, столбы, люди?