Нет сомнения, что благодаря медицине и улучшенным гигиеническим условиям люди теперь дольше живут. Количество стариков, доживающих до восьмидесятилетнего возраста, в пропорции ко всему населению, значительно больше, чем раньше. Сколько таких, поддержанных терапевтами или хирургами, можно встретить на городских улицах, согбенных, полуслепых, полуглухих, медленно передвигающихся, одних – благодарящих Господа, других – благодарящих врачей за продленную жизнь. Еще полстолетия назад такая картина не наблюдалась. В связи с этим за последние сто лет, и даже меньше, в культурных странах изменилось определение возраста по отношению к старости. Кто из современных русских читателей, если ему около пятидесяти лет, не возмущается при чтении следующей фразы Тургенева: «Вошел в избу старик лет пятидесяти». Или какая из достаточно взрослых русских дам не негодует, читая следующее определение Островского: «Старуха пятидесяти пяти лет»?

Классификация людей на молодых, пожилых, старых, бесспорно изменилась за последние десятилетия. Но, к сожалению, не потому, что современные молодые люди дольше остаются молодыми, а потому, что старики дольше живут. В этом смысле совершенно прав знаменитый французский психофизиолог доктор Каррель, чистосердечно признавшийся:

«Медицина наша удлинила не молодость человека, а старость».

* * *

Бросим же теперь общий взгляд на современного цивилизованная человека, особенно – жителя больших городов и столиц, в которых строится новая жизнь, определяются судьбы народов, творятся высшие ценности науки, литературы, искусства, царят очередные течения философских идей, венчающих мировоззрение эпохи.

Жуткое явление представляешь собой это странное существо, назначенное Господом в цари природы, но под личиной которого сам Господь с трудом различает свое подобие и свой образ. Покрытый переработанными травами и шкурами убитых животных, ютится он в железобетонных пещерах, скрывшись от неба и солнца, греясь у колец радиатора, освещаясь звездами ламп накаливания, яркими рамами сияющих газов; спускается из гроба-жилища в овраги улиц, сливается с клокочущим потоком людей, в рокоте говора, в гуле машин, в скрежете тормозов, в криках и бормотаниях радио, среди слепящего света рекламных призывов, огненных стрел, букв, мерцаний и вспышек.

Садится на него машинная копоть и пыль, соединяются с дыханием испарения бензина, запахи масел; обрушиваются на нервную ткань всевозможные индукционные токи, токи высокого напряжения; и, сверх всего, пронизывают тело во всех направлениях созданные техникой радиоволны, возмущающие эфир вместе с погруженными в него организмами.