5. Современное рабство
5. Современное рабство
И еще новый круг трагических противоречий техники.
Казалось бы – как сокращает машина физический труд. Скольких людей освобождает от проклятия непрестанного напряжения мышц, от изнурения всего организма. Какую гордость человеческим знанием испытывает зритель, наблюдающий работу современного экскаватора, сменившего сотни лопат былых землекопов! Вонзается в почву гигантская металлическая челюсть, грызет землю и камни, вбирает их в свою огромную пасть, торжествующе поднимается к небу, вращает железную шею и послушно перебрасывает добычу туда, куда указывает воля одного человека.
А какое количество людей и животных освобождено от тяжких усилий паровой и электрической тягой. А с какой легкостью под электрическим сверлом распадаются камни, горные породы, каменноугольные пласты.
И, между тем, несмотря на все это великолепие прогресса, на все это величие, – странное зрелище: количество изнуряющихся от тяжкой работы людей не уменьшается, а увеличивается. С одной стороны, каждая машина заменяет десятки и сотни рабочих; с другой – каждая машина порождает другие, вовлекая в свой круг сотни и тысячи новых людей. Точно со сказочной многоголовой гидрой борется машинная цивилизация с проклятием труда, созданного первородным грехом. Но отсекается одна голова и вместо нее появляются новые. Сокращается труд в одной отрасли и одновременно увеличивается в другой, требуя ускорения добычи горючего, каменного угля, нефти, металла.
Таким образом растет и ширится класс рабов бездушных машин. В условиях дифференцированного труда миллионы пасынков механистической цивилизации изнуряются однообразной работой, превращающей их в простых автоматов. Изнуряются они теперь большей частью не от физических усилий, а от напряжения внимания, от одних и тех же движений на протяжении долгого времени. Фабричный и заводской пролетарий – простой придаток к машине, ее примитивный головной мозг, ее однообразная воля без выбора. Всякое горение души, все высшее человеческое, личные качества, многогранная игра мыслей, чувств и желаний, все должно быть подавлено. Человек здесь – не человек и не машина, a нечто промежуточное, среднее – живой винт среди мертвых винтов, живой рычаг среди безжизненных рычагов.
И как мало похож нынешний пролетарий на пролетариев древнего Рима! Римский пролетарий, принадлежа к низшему, неподатному сословию, обладая имуществом меньше десяти тысяч ассов, не был прикреплен ни к чему, поставлял государству только детей.
Пролетарий же нашего времени – существо более драматическое: гонимый голодом, прикрепляется он добровольно к заводам, шахтам и фабрикам. Не сознавая того, что свет души и радость свободы гасит в нем соседство с машиной, возникающаяие чувства протеста и горечи переносит он на работодателя, на всех удачников, живущих лучше него. И там, где оплата труда слишком низка, возвращается он на отдых домой как зверь после неудачной охоты; а там, где заработок достаточен для жизни в приличных условиях, выхолощенная машиной душа требует от отдыха только разнообразия пищи и пустых развлечений опростившейся психики.