Каким представил графа Панина на страницах своей корреспонденции Джеймс Гаррис? Поначалу министр произвел на дипломата самое благоприятное впечатление. Гаррис хвалил его «прекрасное сердце» и сообщал в Лондон, что Панин с братом «известны своей честностью», и не сомневался, что при участии Григория Орлова, торжество панинской партии «будет иметь самые благие следствия для империи»921. Гаррис надеялся, что сближение Панина с Орловым, известного своими англофильскими предпочтениями, пойдет на пользу интересам Великобритании. И оснований для надежд посла в ту пору имелось достаточно, поскольку, как он писал, граф Панин и князь Орлов, «бывшие до сих пор врагами непримиримыми, теперь сделались величайшими друзьями»922. Однако очень скоро Гаррис изменил свое отношение к первому министру, когда убедился, что тот не только не симпатизировал англичанам, но преследовал интересы Пруссии. «Граф Панин ни в каком отношении не дружественен к нам, – писал дипломат приятелю в Копенгаген 4 июля 1779 г., – он всякую идею получает от Его Прусского Величества и принимает ее, не подвергнув ни размышлению, ни разбору»923. Неудивительно, что характеристики Панина в оценках Гарриса, чаще всего стали носить негативный характер.

Гаррис отмечал «необыкновенную леность и рассеянную жизнь» первого министра, его желание избавить себя от лишних хлопот. На взгляд посла, Панин уделял государственным делам немного времени. О делах империи «он заботится также мало, как будто бы они вовсе до него не касались». Хитрость, считал англичанин, являлась основной чертой его характера924. И хотя Панин ежедневно принимал Гарриса в своем доме «с полным радушием и уважением», посол ему не доверял925.

По мере того, как дипломат сталкивался с твердой позицией Панина в отстаивании интересов российского государства, что шло в разрез с целями британского посла, высказывания Гарриса о нем становились все резче. 7 августа 1779 г. он сообщал в Лондон: «Я с прискорбием должен сознаться, что при ближайшем знакомстве с графом Паниным я нахожу, что он пользуется репутацией, совершенно отличающейся от его настоящего характера, и что в нем нет ни способностей, ни откровенности, ни политических правил, которые публика ему приписывает»926.

Гаррис внимательно наблюдал за взаимоотношениями Панина с императрицей. В депеше в Лондон от 24 мая 1779 г. он отмечал: «Граф Панин, к которому императрица никогда не имела искреннего расположения, теперь сделался предметом ее ненависти … Вследствие этого недоверия государыни к нему, а также его собственного странного характера становится весьма затруднительно вести с ним дело, ибо, хотя слова «прямота» и «откровенность» не сходят у него с языка, но, мне кажется, он мало соображает с ними свое поведение»927.