— И что ты предлагаешь? Вообще никаких правил не прививать? Из рук их выронить? — поинтересовалась Алешина мама. — Они все тогда завтра пить-курить да топором махать начнут!
— Наоборот, — ответил Панаров, задумавшись, где же он оставил свои папиросы. — Вначале — миф и дисциплина. Вбивать и вбивать в башку практический разум Канта… А вот когда они на уровне условного рефлекса зачаток, ядрышко трансцендентального в этой башке начнут ощущать — чтоб реагировали, не задумываясь, без всяких «тварей дрожащих», как собака Павлова, в вопросах морали и, что еще важнее, сострадания — вот тогда и только тогда понемногу, постепенно и осторожно переходить к понятию свободы… Но не гегелевской… Хоть она и спи-нозовская, на самом деле.
— Это которая осознанная необходимость? — мало что поняв, на всякий случай, вознамерилась блеснуть философскими знаниями Надежда.
— Которая осознанный выбор в отсутствие препятствий иных, чем внутренняя совесть, — поправил ее Алешин папа, укладываясь на диван и протянув руку к невзрачной толстой книжке.
— Так она не у всех есть, — не унималась Панарова, войдя в несвойственный ей философский раж. — Не все ведь с совестью рождаются.
— Я и не говорю, что рождаются… Я во врожденную совесть не верю, — начиная скучать, зевнул Анатолий. — И все эти априорные штучки кантовские — метафизика чистой воды. Ядрышко нужно в разум, в мозг засевать, причем в раннем детстве… Потом уже поздно.
— Ремнем, что ли?.. Розгами? — иронично уточнила Надежда. — Это в тебе отец твой заговорил… Стареешь, раньше ты по-иному рассуждал.
— Иногда и так, — равнодушно кивнул Панаров, погружаясь в чтение. — Но правильнее — научением, образом, мифом, как Платон советовал, хоть поэтов-мифотворцев и не привечал, но это уже более поздних, что не людей к богам, к идеям возносили, а богов в глине людской перепачкали… И жестким порицанием со стороны авторитета всего плохого, злого и безнравственного. В семье — со стороны родителей, отца, в школе — учителей… Так что, хоть я его классную и не жалую, сейчас в общем и целом поддерживаю. От пеленок свободно и самочинно развивающихся гармоничных личностей не бывает… Бывают либо плевелы, упущенные не по своей вине, либо эгоисты с атрофией органа сочувствия к чужой боли, для которых окружающий мир — плод их фантазий извращенцев-солипсистов.
Алеша навострил уши, подслушивая тихий говор взрослых, и, хотя значительной части не смыслил, чувствовал, что согласен с папой. Сами по себе хорошими мальчиками не вырастут, не станут добрыми ни Долманкин, ни Копнин, ни Зорькин. Как не стал им Панов…