— Нет. Добровольцев ищут. А в горячем мужики все моего возраста и старше. Им на этого комсюка сопливого наплевать… Сам, говорят, езжай да туши.

— Правильно… Ко мне тоже подкатывали. Я ж на пути исправления, — хмыкнул, сплюнув под ноги зеленую слюну, Боксер. — Знающие люди калякают — там человека за десять минут изжаривает… И не температурой, а как в Хиросиме — видел по телику? У них нынче там, наверху, задницы печет, аж потрескивают. Мировое сообщество, и все дела… Мясом нашим хотят эту дыру атомную закидать… Вот хер им! Еще бы в паре мест так рвануло, поближе к Москве, чтоб грызня пошла, как скорпионы чтоб забегали, закопошились и друг дружку жалить стали. О Мининых с Пожарскими чтоб завспоминали… А мы тут как тут!.. «Есть, мол, такая партия!» — так вроде картавый орал?

— Чего-то тебя сегодня в политику понесло, — осторожно заметил Панаров.

— А я политикой давно интересоваться стал, еще на зоне мемуары всякие почитывал… Ничем они нас не лучше: все из одинакового мяса, шкуры да костей слеплены. Просто у одних банда злее и дисциплина жестче, чем у других. Эти остальным глотки перегрызают и в «наши рулевые» заделываются. Потом меж собой грызться начинают. Время пока не пришло… Дай мне с десятка два таких, как ты — я б за месяц город к рукам прибрал со всеми заводами-пароходами…

— Это каких — «как я»? — как можно небрежнее осведомился Анатолий, бросив быстрый взгляд на Генку.

— Управляемых… Предсказуемых… Понятных… Путных ребят, короче! — спохватившись, с дружелюбным смехом похлопал он собутыльника по колену. — И всем бы здесь только лучше стало. Всяк знал бы свое место и по приказу партии считал себя счастливым. А кто б не считал — стыдился бы в душе сам себя… Как опущенные на зоне.

— И детей бы своих ты так пестовал, если б имел? — спокойно вопросил его Панаров, справившись с накатившей было горячей волной внутри от некстати всплывшего в памяти высказывания одного грека, что все понятное низменно.

— Нет, детей, конечно, нет… — снова дружески рассмеялся Боксер. — Детей — в десять раз жестче. Чтоб за версту по запаху определяли, кто у них на власть покуситься может. И глотки бы таким рвали! По инстинкту, по природе своей врожденной, как волки степные дичь дерут. Без всяких там соплей «или-или», что у Достоевского… Запомни, Толян, вот здесь вот, — он жестко ткнул его кулаком в грудь, — мы ничем не отличаемся ни от Ленина, ни от Сталина… Дай флакон, братуха, допьем.

— А вот здесь? — Панаров потрогал пальцем свой лоб, вспомнив откуда-то из старых греков: «Зря нарушая порядок, ты любишь поспорить с царями». — Ты уже дописал своих пятьдесят пять томов?