— А ты бы хотела, чтоб я вас чинно друг другу представил? — отчужденно, недобро воззрился на нее Анатолий. — И вместе чайку попили с печеньем?.. Есть определенные рамки поведения, где наша личная свобода — свой произвол и свой закон — кончается. Я же не мусульманин, гарем не могу иметь, как калиф… — попытался он облегчить ситуацию с вымученной усмешкой.

— А хотелось бы, правда? — заговорщицки подмигнула она. — Женщины — как любая собственность: чем больше числом, тем довольнее обладатель… Интересно, если б твоя жена мне в волосы вцепилась и за космы таскать стала, ты бы за меня заступился? Поднял на нее руку?.. Какие бы мысли у тебя в этот момент в голове были?

— По-моему, ты слишком этой темой увлеклась. Давай забудем… — смущенно предложил Анатолий, всерьез подумывая о рюмке водки.

— Я знаю, какие… — будто не слыша его слов, медленно продолжала Любовь, не мигая, словно гипнотизируя, вглядываясь в глаза мужчины напротив. — Жалость к себе и сожаление о том, что когда-то меня повстречал. Мысль: «Вот бы вернуть все назад!.. И зачем мне на четвертом десятке все эти приключения? Оно того не стоит, лучше мирная семейная жизнь». Так каждый женатик думает, когда влетает. Стареющий юноша… А ты представь: я бы еще и забеременеть могла, ребеночка тебе родить и права качать… Могла бы — забеременела! Запомни, Панаров: все бабы в душе одинаковые. Под романтической дымкой — вполне себе практичная сущность. Все мы хотим семью, детей, достаток. Не всем бог дает… Ежели желаешь семью свою сохранить и спокойную жизнь до старости прожить — никогда женщинам не верь. Даже мне… А то пожалеешь.

Разговор принял совершенно не тот оборот, и Панаров окончательно понял, что сухим вином уже ничего не исправишь.

— У нас сегодня ничего не получится, — подтвердила его мысли Любка, вставая с дивана. — Я домой пойду… Если есть возможность как-то по-другому от тебя уйти — проводи меня, пожалуйста. Очень не хочется на Козляеву иль еще кого из соседей твоих нарваться.

— Я надеюсь, это не последняя наша встреча? — понуро спросил Анатолий, не решаясь подняться из-за стола. — Из-за одной ненормальной идиотки было бы глупо ставить точку…

— Не расстраивайся, малыш, — с улыбкой потрепала она его по волосам. — Я женщина в годах, могу много всего вынести. К тебе в дом я больше не войду, да ты и сам этого не захочешь… А моя дверь открыта. Только шпионку за собой не приведи — следы получше заметай.

В сумерках выскользнув из дому, Панаров провел Любку огородами, испытывая гадкую неловкость за все: за конюшню с визжавшими внутри поросятами, за кучу навоза, за будку туалета, за борозды картофельного поля, через которые, утопая в земле шпильками каблуков и поддерживая чуть выше острых коленок воздушный шлейф шелкового платья, осторожно и покорно пробиралась ночными путями его любимая женщина.