«Я забыл о пути каменистом… И не поймешь теперь, кто я — еще человек или уже оборотень».

— Помилуйте, да какой же вы обвиняемый, Анатолий Васильевич? — Виктор Павлович по-дружески коснулся плеча сидевшего в его кабинете ссутулившегося, мрачного Панарова, находясь с утра в явно приподнятом настроении. — Вы наш агент, целенаправленно успешно внедренный нами в группу злоумышленников, рисковавший здоровьем и даже жизнью, помогая изобличить преступную сеть, тянувшуюся на самый верх… Вы же ночью в ангаре не в бирюльки играли, правильно? Так это будет представлено на закрытом судебном заседании… А то, что знаем мы с вами — так это ж только мы и знаем, правда? — хитро подмигнул он.

— Я могу быть свободен? — еще не вполне осознав услышанное, переспросил Анатолий.

— Конечно! Для работодателя вам выдадут документ, объясняющий ваше отсутствие по нашим делам — прогул вам никто не поставит. Сегодня отдохните хорошенько, в баньке попарьтесь, рюмочку примите, телевизор посмотрите, а завтра — спокойно по графику на работу.

— Угрозы для моей жизни существуют?

— Ну, стопроцентные гарантии может дать лишь ясность божьего лица, «нас всех подстерегает случай», не правда ли? — поскромничал за свое учреждение полковник. — Мы же, обычные смертные, над которыми «сумрак неминучий», исходим из вероятностей. Со стороны людей Боксера это маловероятно: они сейчас тише воды, ниже травы будут. Боксер благодаря вам дал ключевые показания. На их основании мы задержали людей из органов, каковые могли бы ранее быть кровно заинтересованы в вашем молчании. Сейчас это уже бессмысленно. Конечно, пару месяцев рекомендую поостеречься. Не гулять по ночам без надобности, со смены возвращаться в компании, дверь перед сном запирать… Но эти вещи любому можно порекомендовать. Немудреные меры предосторожности реалиста, осознающего, в каком непростом и неоднозначном мире мы живем. Вы меня понимаете?

Пожав Панарову руку, Виктор Павлович проводил его из кабинета в приемную для граждан, где ему выдали нужную справку, и попрощался.

Выйдя из здания, Анатолий ощутил, что воздух свободы воистину пьянит. Он провел в камере всего-то две ночи, но все тело ныло, хотелось хорошенько растянуться, похрустеть суставами и дышать, дышать полной грудью.

Не торопясь, подчас приостанавливаясь и новыми глазами рассматривая строения, деревья, проезжающие автомобили, он шел давно знакомыми улицами. Дойдя до раскрытых ворот рынка, Анатолий почувствовал, что до смерти хочет пива, и заглянул в небольшую беленную известью каменную пивную, где вечно переминалось у высоких одноногих грязных столиков несколько таких же, как он, беззаветных любителей.