— Боксер передал, что этот чмошник не утерпит, сразу после второй смены к своей бляди побежит. А у него прям сегодня — ночная… Уже тащится сюда, поди… В штаны ссыт, а кочан попарить охота, да?

— Вякнешь, дернешься — и тебя, и его чикнем, — шмыгнув носом, зловеще пригрозил тот Любке, у которой слезы, не переставая, катились по щекам.

Вдруг субъект с бородкой заприметил в окне темную мужскую фигуру у забора и враз отскочил от стекла, прижавшись спиной к стене у входа в избу.

— Тихо!.. Идет, — прошипел он узкоглазому напарнику.

Калитка, ведущая в сени, коротко скрипнула, как бы с неохотой подалась, пропуская внутрь беспечного гостя, и снаружи мерно раздались тяжелые мужские шаги по неровным половицам. Еще секунда, вот-вот — и должна отвориться незапертая дверь в комнату.

— Толька, нет!.. — не своим, грудным, животным голосом вскрикнула Любка, изо всех сил рванувшись вперед на стуле.

— Ах ты, курва! — злобно прошипел тот, что держал ее за плечо левой рукой, отвернувшись в напряжении к двери, и с разворота с силой полоснул лезвием выкидухи по горлу женщины. Раздался судорожный хрип жертвы.

В сенях прогремел топот твердых подошв, хлопнула входная дверь, и темная фигура метнулась в сторону от дома.

— Ты че творишь, мясник? — сдавленно воскликнул первый.

— Все равно обоих кончать надо было, — растерянно ответил второй, держа в руке окровавленный нож и глядя, как фонтанчик черной крови, пульсируя, заливает одежду женщины с безвольно склонившейся к груди головой и пол вокруг стула.

— Мотаем, живо! — приказал бородач.

Оба бегом рванули через дверь и сенцы во двор. Бородатый на несколько секунд задержался с зажигалкой у угла дома под окном, где стену подпирала десятилитровая металлическая канистра. Он покопался с горлышком и убежал в сарай, догоняя напарника, прыгавшего впереди через борозды зеленого картофеля.

Панаров, в испуге бросившийся было прочь от дома, через пару метров остановился и на миг замер в нерешительности. Прыжком он приблизился к палисаднику и попытался вырвать одну из крашеных штакетин, копьем заостренную наверху. Вторая штакетина, посуше, подалась, Анатолий с треском вырвал ее вместе с гвоздями из жердей, перехватил наперевес и побежал обратно в черноту сеней.

Пинком ноги распахнув калитку, он сделал резкий выпад копьем вслепую в темноту впереди. Никого не обнаружив, едва уловив в воздухе тревожный запах бензина, он рванул на себя дверь в избу, отпрянул вспять и тут же нанес еще один штыковой удар острием штакетины. Опять никого, в избе было непроглядно черно и зловеще тихо.