Панаров смутно понимал, что вечно так длиться не может. Судьба заставит его сделать выбор. Но пока еще можно было пользоваться незаслуженными поблажками, насмешливо прикрытыми глазами небесных таможенников и беспошлинно, контрабандой проносить в свою искаженную, грубую реальность клочок воспрещенного здесь мира сновидения.

Анатолий с наслаждением допил другую кружку и решил, что после второй смены ночью осторожно прокрадется к дому Любки путником запоздалым и останется у нее до утра. «Жигулевское» в крови придавало безрассудной смелости и благородного авантюризма.

Панаров казался себе романтическим шекспировским персонажем либо венецианским патрицием, облаченным в черный до пола плащ с пелериной и треуголку с серебряным галуном, закрывшим лицо мраморно-белой баутой и вышедшим в полночь на берег Гранд-канала, чтобы у Риальто встретиться со своей возлюбленной, выступившей в ночном тумане из гондолы, и до утра исчезнуть для мира в одному ему известных покоях древнего палаццо.

Глава 102

Глава 102

Войдя в двери своего дома, Панаров уже из сеней услышал возмущенный визг бесчинствующих давно не кормленых поросят и заспешил наполнить ведро подкисшим пойлом, собрав из хлебницы весь зачерствевший хлеб и плеснув для вкуса немножко молока из железного бидона, стоявшего в холодильнике.

Из сарая, где лежал Тошка, ощутимо подванивало. Отворив дверь, Анатолий обнаружил, что пес дочиста съел все, что было в мисках, и вылакал досуха воду. Он уже увереннее приподымался на передних лапах и радостно приветствовал хозяина коротким движением хвоста.

«Да ты, я смотрю, выздоровел!» — аккуратно потрепал его по шее Панаров.

Налив в помытые плошки свежей воды и молока, наполнив одну из них кашей с добрым куском сала, он скатал половик с продуктами жизнедеятельности пса за последние дни и вынес на огород. Почистил у голодных поросят, предварительно заняв их полным корытом, посыпал щелистый пол свежими опилками и новой сухой стружкой и с облегчением вышел на свежий воздух. Вытрепав и сполоснув в садовой ванной половик, он развесил его на изгороди просушиться под ярким солнцем.

Весь вечер Панаров посвятил поливке грядок, успевших сильно иссохнуть, затвердеть под густым и неподвижным зноем.

Вблизи от входа в сени в высокой траве вправо от дощатого тротуара он неприметно пристроил небольшой удобный — по руке — топорик на случай, если незвано захотят навестить дружки Боксера. В его ближайшие помыслы не входило предоставить им второй шанс, как в гараже, и опять оказаться с пакетом на голове.