Поскольку ранее советские дипломаты приводили в пример консультации СССР с Германией по Прибалтике, то Вайцзекер заявил (мы уже писали об этом в предыдущей главе, но повторим еще раз): он обращает внимание на различие, состоящее в том, что «акция советского правительства в Литве и вообще в Прибалтийских странах представляла собой захват территории (Вайцзекер, правда, тут же заменил слово «захват» на слово «приобретение»), а действия Германии при разрешении венгеро-румынского конфликта были направлены к сохранению мира в этой части Европы»[782]. Фразеология Вайцзекера уже могла дать Москве представление, насколько далеко зашли разногласия и как в Берлине трактуют договор 1939 г.

9 сентября этот вопрос был снова обсужден на встрече Молотова с Шуленбургом, на которой советский нарком, весьма пространно вспоминая все переговоры-консультации, которые Москва вела с Берлином по поводу Бессарабии и Буковины, заявил, что СССР пошел на компромисс по поводу Южной Буковины. Вспомнил Молотов и Прибалтику, опять повторив примеры многочисленных советских консультаций с Германией. Затем стороны обменялись взаимными претензиями по поводу оставления германских представительств в Риге, Таллине и по другим вопросам[783].

В дальнейшем советская сторона еще несколько раз продолжила ставить вопрос о советском участии в заседаниях дунайской комиссии[784]. Общее ухудшение отношений между СССР и Германией наглядно видно из обсуждения вопроса о дунайской комиссии и третейского арбитража в Вене. 16 сентября немцам была направлена памятная записка по вопросу о дунайской комиссии[785]. Затем последовало более серьезное обострение. 21 сентября Молотов имел беседу с Шуленбургом, в которой снова напоминал обо всех фактах, касавшихся Бессарабии, Буковины и пр. и в заключение вручил памятную записку. В ней наркоминдел отвергает по пунктам объяснение германского правительства и снова напоминает всю историю советских консультаций по поводу Бессарабии и Прибалтики, когда Германия была заранее уведомлена и давала свое согласие на действия СССР.

Далее Москва предлагает: поскольку принятое решение в Вене противоречит статье III Договора о ненападении, то СССР готов обсудить вопрос об ее изменении или отмене, если она представляет неудобство для Германии. Когда Молотов коснулся данного вопроса в беседе с Шуленбургом, последний заявил: об этом не может быть и речи, в Берлине об этом и не думают, это было не более чем недоразумение[786].

Все эти дискуссии, столкновения и разногласия явились отражением более общих вопросов.