В вопросе о Финляндии Москва считала, что соглашения 1939 г. не были реализованы (в отличие от других стран), т. е. Финляндия оказалась единственной в списке сфер интересов, не включенная в состав Советского Союза. Этот принцип Москва была готова и даже хотела сделать одним из основных на предстоящих переговорах. Как показывают «директивы», ее не устраивали намерения Германии сместить акценты советских интересов в Азию. СССР хотел получить опору на Балканах в лице Болгарии, участвовать в решении судеб Венгрии, Румынии, Турции и Ирана, добиться согласия на свое присутствие на Дунае и в Балтийских проливах.
Молотову давалось указание обменяться мнениями и по другим вопросам (политика США, судьба Китая, колониальные проблемы и т. д.). В принципе было решено никаких документов не подписывать, а отложить все до возможной следующей встречи в Москве.
Вопрос, который неизбежно встает при ознакомлении с текстом «директив», состоит в том, насколько ясно понимали в Москве нереальность советских намерений в создавшихся условиях и их неприемлемость для Германии. Сталин не мог не видеть, что ситуация в Европе и соответственно в советско-германских отношениях в ноябре 1940 г. коренным образом изменились по сравнению с августом 1939 г.
Возможны следующие варианты ответа на поставленный вопрос:
— советское правительство хотело просто прозондировать обстановку, чтобы понять истинные намерения Гитлера и степень его искренности в заявлениях и стремлениях к продолжению сотрудничества с СССР;
— не имея намерения присоединиться к тройственному пакту, Москва выдвигала заведомо неприемлемые предложения, если Германия изъявит готовность к компромиссу, СССР будет «торговаться» вокруг своих предложений;
— Сталин мог осознавать, что советские требования затрагивали самую сердцевину германских планов и действий после разгрома Франции, и ставил некую преграду немецкому проникновению на Балканы; было очевидно, что германские лидеры не согласятся на советские требования.
В целом «директивы» подтверждали, что в тот период у Сталина не было ясной и перспективной стратегии. Он не хотел ссориться с Германией, но не мог и принять германские требования. Ничего принципиально иного, кроме идеи получения новых сфер интересов, Москвой не просматривалось.
В этих условиях поездка Молотова в Берлин имела мало шансов на успех. Она могла либо еще более испортить отношения с Германией, либо несколько сгладить противоречия, или создать условия, чтобы оттягивать время. Судя по «директивам», в любом случае главная цель состояла в том, чтобы получить более ясное представление о намерениях германского руководства. Было также очевидно, что обе стороны попытаются максимально использовать предстоящие переговоры в пропагандистских целях.