Не отличалась полной однородностью и сама масса спецпереселенцев. Несмотря на то, что социально-демографической доминантой выступала крестьянская семья, существовали различные ее варианты. Складывались устойчивые группы семей, сохранявшие сложившиеся родственные и поселенческие связи, чему способствовали компактность высылки из определенных территорий (сельсовета, района) и столь же компактное расселение данных семей в спецпоселках. Действовали в ряде случаев и этноконфессиональные связи и отношения (высылки немцев-меннонитов, украинцев, башкир и др.). Этнокультурные взаимоотношения на спецпоселении также имели широкий диапазон проявлений – от неприязни до конфликтов. Цель настоящего раздела состоит в реконструкции групповых и индивидуальных поведенческих реакций на репрессивные действия власти и те перспективы и возможности, которые им предоставляла повседневная жизнедеятельность на спецпоселении.

Выше приводилось достаточно эмпирических данных о том, какой характер носила государственная политика по отношению к спецпереселенцам, в каком направлении она эволюционировала, насколько значительным оказывался разрыв между директивными документами и реальной практикой их воплощения. Реакция спецпереселенческой массы на действия органов власти отражала широкий спектр поведенческих позиций – от полной апатии и покорности до активных форм протеста. Спецорганы, которые были обязаны фиксировать настроения и действия репрессированных крестьян, безусловно обращали первоочередное внимание на наиболее заметные поведенческие реакции спецпереселенцев – положительного (темпы обустройства на новых территориях, активность на производстве и т. д.) и отрицательного (неповиновение, побеги и т. д.) характера.

В документах редки интегральные характеристики жизненных ориентаций спецпереселенцев (в расчет не следует брать бюрократические отписки обобщающего характера, направлявшиеся «наверх»). Тем больший интерес представляют оценки чекистов, основанные на собственном и длительном взаимодействии со средой спецпереселенцев. К числу таковых, безусловно, следует отнести суждения И.И. Долгих, который возглавлял с 1931 по 1938 г. отдел спец(труд)поселений СибЛАГ. В одной из своих многочисленных докладных записок, направленной в Запсибкрайисполком весной 1932 г., чекист писал: «В части степени освоенности спецпереселенцев на новых местах расселения будет приблизительно правильным разбить спецпереселенцев на такие группы: группа твердо осевших, серьезно собирающихся заниматься посевами составляет 40 %, 20 % спецпереселенцев не примирились со своим положением и составляют группу, непримиримо враждебную всем нашим мероприятиям, группа колеблющихся составляет 20–25 %. Среди нее, однако, уже пробита брешь недоверчивости и колебания, она, приступив к севу, очевидно, сольется с первой группой твердо осевших спецпереселенцев, остальные (20–15 %) составляют нетрудоспособную часть, главным образом старики и дети, надеющиеся на восстановление. Эту группу надо поскорее передать в собес, на иждивение родственникам и ускорить рассмотрение их заявлений о восстановлении»[1292]. 5 февраля 1938 г. в докладной записке о передаче хозяйственных функций отдела трудпоселений СибЛАГ в ведение государственных органов накануне перевода неуставных сельхозартелей на положение уставных динамику отношения спецпереселенцев к производственному кооперированию (а фактически к мероприятиям власти) Долгих ретроспективно оценивал так: «Кооперирование трудпоселенцев прошло сквозь этап ожесточенной борьбы и саботажа со стороны значительной части контингента, переходившей в отдельных случаях в открытое сопротивление (Галкинское восстание)[1293].