Иногда деятельность противопобеговых групп, составленных из местных активистов, вырождалась в бандитизм, о чем свидетельствуют материалы расследования преступлений «боевой группы» активистов дер. Тунгусово Кривошеинского района, соседнего с Чаинским. В Парбигской комендатуре летом 1931 г. в момент восстания спецпереселенцев была создана группа «для самоохраны деревни и колхоза от грабежа и задержания на случай могущего быть бегства кулачества с территории Чаинского р-на»[1309]. Возглавив «группу» из 20 чел., председатель сельсовета Билибин и секретарь партячейки Захожий открыли настоящую охоту на людей, жертвами которой становились не только бежавшие спецпереселенцы, но и те, кто проезжал по проходившему мимо деревни тракту. Как указывалось в расследовании ОГПУ, «группой за период с 1-го августа по 15 сентября с/г убито до 15 человек. Отбираемые вещи у убитых и проезжающих граждан (родственников спецпереселенцев) лучшего качества делились между участниками убийств и грабежей, а низкого качества сдавались в сельпо для распределения среди колхозов, объединенных сельсоветом[,] и тарифицированного населения»[1310]. Районный уполномоченный ОГПУ Станкевич, сделавший заключение о привлечении членов «боевой группы» к уголовной ответственности по ст. 59 п. 3 УК РСФСР, назвал последних «группой красных бандитов»[1311].

Фактов самочинной расправы местных активистов со спецпереселенцами было немало, но гласности предавались лишь отдельные из них в тех случаях, когда у аппарата комендатур возникали трения с местными органами. 22 ноября 1933 г. инспектор СибЛАГа С.П. Носенко, обследовавший условия труда спецпереселенцев, переданных в леспромхозы, докладывал, что в одном из леспромхозов Нарымского округа «профуполномоченный, десятник и зав. базой за хищение картофеля с огорода 10.09 стреляли из ружей в рабочих, привязывали к столбу, били, а выведенного из барака в поле рабочего Иванова настолько избили, что тот умер 11.09»[1312].

Органы власти поддерживали и культивировали недоверие местных жителей к спецпереселенцам не только в быту, но и в производственной сфере, даже если условия хозяйствования требовали взаимодействия между неуставными и обычными сельхозартелями. В 1937 г. широкую огласку получило слияние двух колхозов Пихтовского р-на с двумя неуставными артелями Пихтовской комендатуры. Как показало расследование крайкома партии, в этом слиянии были заинтересованы и колхозники, и спецпереселенцы. Колхозы имели благоприятные условия хозяйствования (пахотные земли, сенокосные угодья и т. д.), но испытывали острейший дефицит в рабочей и тягловой силе. В неуставных артелях, по характеристике секретаря райкома партии Сумцева, «было много рабочих рук, было тягло, но они находились в такой местности, где совершенно не было условий вести хозяйство. Эти артели работали хорошо, являлись передовыми по выполнению многих кампаний и многие из трудпереселенцев (кулаков) были досрочно восстановлены в правах»[1313]. Слияние произошло в начале 1937 г., спецпереселенцы перевезли постройки и хозяйство из спецпоселков в колхозы. Однако вскоре началась эпоха «Большого террора» и данная акция получила совсем иную интерпретацию. Краевой прокурор И.И. Барков в сентябре 1937 г. обвинил руководство района в том, что оно встало «на путь контрреволюционной бухаринской программы мирного врастания кулака в социализм и сделало это в прямую угоду кулацким элементам». Прокурор потребовал «немедленно очистить колхозы “Красный колос” и “2-я пятилетка” от кулацкого элемента, водворить кулаков в участковую комендатуру под охрану и контроль коменданта» а также «привлечь виновных в слиянии кулацких артелей с уставными колхозами к судебной ответственности»[1314]. Очевидно, в этом случае экономическая целесообразность была принесена в жертву изменявшейся политической конъюнктуре (репрессированным руководителям крайземуправления задним числом инкриминировали этот как нельзя кстати подвернувшийся эпизод). Пострадавшей стороной стали 80 спецпереселенческих семей, вновь отселенных в спецпоселки[1315].