Нервное состояние не могла сгладить и публикация последнего официального текста Довлатова в Союзе. Это очередная рецензия в «Звезде» в № 8 за 1977 год. Это самый объемный литературно-критический текст Довлатова, – 11 тысяч знаков, три страницы журнальной площади. Выбор рецензируемого текста необычен для Довлатова. Он откликнулся на литературоведческую книгу Анатолия Горелова «Три судьбы», изданную годом ранее. Судьба самого Горелова достаточно примечательна, чтобы сказать о ней несколько слов. Он родился в 1904 году в еврейской семье. Настоящая его фамилия – Перельман. Уже в 1929-м Горелов становится главным редактором «Резца» – двухнедельного «рабочего литературно-художественного журнала». С 1934 по 1937 годы Горелов возглавлял «Звезду». Арестованный в 1937-м Горелов попал под бериевскую амнистию. В 1949 году он попадает под новую волну – кампанию по борьбе с космополитами. Горелова ссылают в Красноярский край, откуда он возвращается в Ленинград в 1954 году. Удары судьбы не сломали его. Он активно участвует в литературной борьбе, принадлежит к либеральной части ленинградских писателей.

Впрочем, «Три судьбы» далеки от актуальных политических баталий. В книге рассматриваются жизнь и творчество Тютчева, Сухово-Кобылина и Бунина. Оценивая книгу, Довлатов выделяет часть, посвященную Тютчеву. Рецензента особо интересует анализ поэтической пары Пушкин – Тютчев. Горелов выступает против традиционного записывания больших русских поэтов позапрошлого века в «ученики и продолжателей пушкинской традиции». С явной симпатией Довлатов описывает уход Горелова от канонического прочтения:

Он противопоставляет Тютчева не частным сторонам поэзии Пушкина, а его поэтической программе, выраженной в таких стихотворениях, как «Вольность», «Поэт», «Пророк». Анализ этой проблемы Горелов резюмирует прямо: «Приобщение Тютчева к „пушкинской плеяде" возникло в порядке литературной легенды». Правда, тут же исследователь добавляет: «Это не значит, что духовный опыт Пушкина по-своему не был впитан поэзией Тютчева».

Он противопоставляет Тютчева не частным сторонам поэзии Пушкина, а его поэтической программе, выраженной в таких стихотворениях, как «Вольность», «Поэт», «Пророк». Анализ этой проблемы Горелов резюмирует прямо: «Приобщение Тютчева к „пушкинской плеяде" возникло в порядке литературной легенды». Правда, тут же исследователь добавляет: «Это не значит, что духовный опыт Пушкина по-своему не был впитан поэзией Тютчева».

Но тут же следует критика в адрес автора книги:

К сожалению, это ответственное заявление не расшифровано. Всякий русский литератор многим обязан Пушкину. Но если затрагивается вопрос о преломлении пушкинской традиции «по-своему», то именно это «по-своему» и важно в первую очередь растолковать.