Редактор даже подпрыгнул, как папуас во время исполнения ритуального танца: – Гениально! Чувствуется свежая струя… Не хуже, чем у Таривердиева!

Редактор даже подпрыгнул, как папуас во время исполнения ритуального танца:

– Гениально! Чувствуется свежая струя… Не хуже, чем у Таривердиева!

По сути, перед нами вариант «Старухи». Юморески не претендуют на что-то особенное. Следы знакомой нам довлатовской стилистики присутствуют, но не определяют собой тексты. Интересно другое. Насколько наплевательски редакторы отнеслись к публикации не сомнительного литератора, а настоящего эмигранта под весьма прозрачным псевдонимом. Вот если бы эта легкость и небрежность проявили себя десятилетием ранее…

Но вскоре ситуация разъяснилась. Привычным, не лучшим для Довлатова образом. Из письма Довлатова Тамаре Зибуновой от 5 мая:

Милая Томушка! Это письмецо сразу же истреби. И сведения не разглашай. Дела обстоят так. Последние три-четыре недели ощущался заметный нажим. Опрашивали знакомых. Тех, кому я должен быть антипатичен. Чтобы охотнее давали показания. Как и в твоем случае. И снова ошиблись. Затем меня поколотили среди бела дня в милиции. Довольно ощутимо. Дали подписать бумагу, что я оказывал «злостное сопротивление». Чего не было и в помине. Я подписал, а то снова начали бить. И вышибли передний зуб. Эта бумага с моей подписью (если они захотят) – 191 статья, до 5 лет. После меня вызвали и отечески спросили: чего не едешь. Я сказал – нет вызова. Да и не решил еще. Они сказали, не надо вызова. Пишите, мол, хочу соединиться в Риме с женой. Я говорю: нас развели в 71 году. Что же я, в СССР восемь лет не соединялся, а теперь вдруг соединюсь в Риме. Они говорят: ваш развод – формальность. А мы не формалисты. В общем, я написал это дурацкое заявление. Знаменитый Боков поставил резолюцию – оформить. Я начал собирать документы.

Милая Томушка! Это письмецо сразу же истреби. И сведения не разглашай. Дела обстоят так. Последние три-четыре недели ощущался заметный нажим. Опрашивали знакомых. Тех, кому я должен быть антипатичен. Чтобы охотнее давали показания. Как и в твоем случае. И снова ошиблись. Затем меня поколотили среди бела дня в милиции. Довольно ощутимо. Дали подписать бумагу, что я оказывал «злостное сопротивление». Чего не было и в помине. Я подписал, а то снова начали бить. И вышибли передний зуб. Эта бумага с моей подписью (если они захотят) – 191 статья, до 5 лет. После меня вызвали и отечески спросили: чего не едешь. Я сказал – нет вызова. Да и не решил еще. Они сказали, не надо вызова. Пишите, мол, хочу соединиться в Риме с женой. Я говорю: нас развели в 71 году. Что же я, в СССР восемь лет не соединялся, а теперь вдруг соединюсь в Риме. Они говорят: ваш развод – формальность. А мы не формалисты. В общем, я написал это дурацкое заявление. Знаменитый Боков поставил резолюцию – оформить. Я начал собирать документы.