Вдруг плотный туман лег вокруг филида, так что его люди не могли найти Мургена три дня и три ночи. И пришел к нему тот самый Фергус, прекрасный обликом: в зеленом плаще, рубахе с капюшоном и красной вышивкой, с мечом с золотой рукоятью, в бронзовых сандалиях, темноволосый. Фергус рассказал Мургену все «Похищение», как было дело, от начала и до конца.

Иные же говорят, что «Похищение» было рассказано Шенхану, после того как тот постился против святых семени Фергусова. И это неудивительно, если так оно и было.

Затем все они пришли к Шенхану, и рассказали ему о своих странствиях, и возрадовались.

Это краткое предание из «Лейнстерской книги», судя по языку, созданное в древнеирландский период (по мнению К. Муррэя, конец IX в.1118, однако присутствует и ср.-ирл. форма condit. 3 s. no ragad от глагола téit), согласно Дж. Карни, представляет собой версию А.₁., наиболее раннюю из существующих вариантов «Нахождения “Похищения…”»1119. Однако, незамеченное Карни, в древнеирландской литературе существует и еще одно раннее свидетельство чудесного нахождения «Похищения…». «Триады Ирландии» (Trecheng breth Féni), текст конца IX в., сообщают о трех чудесах, связанных с «Похищением…»: «Три чуда с “Похищением быка из Куальнге”: книга Кульмен в Ирландии вместо него; мертвый, что поведал его живому, т. е. Фергус, сын Роах, рассказал его Ниннине Мудрецу при Кормаке, сыне Фаэлана; защита на год тому, кому его рассказали»1120.

Таким образом, по крайней мере два момента более позднего предания находят подтверждение в ранних «Триадах»: явно языческого характера призывание в свидетели покойника / предка1121 (ср. пост против святых Брендана, Киарана и Кайллина, потомков Фергуса, в одном из вариантов предания) и история появления Исидоровых «Этимологий» в Ирландии. Что касается дохристианского уровня истории, интересно, что постижение знания становится возможным только при посредничестве мертвого, обладающего силой и мудростью, на могиле которого необходимо сидеть или спать. Подобная практика известна и в Скандинавии, где описан случай, когда пастух становится скальдом после сна на могиле знаменитого скальда, причем последний является ему во всей красе и передает дар стихосложения1122. Как писал М. Элиаде, типологически подобный обычай у кельтов и германцев близок инициатическим ритуалам будущих шаманов и волшебников, проводивших ночь у трупов или на могилах1123.

Более того, еще в «Илиаде» мы встречаем намеренную игру слов, когда σημα ‘знак, намек’ имеет и значение ‘гробница, могила’, а именно земляной курган. Речь о знаменитой могиле Патрокла. Грегори Надь отмечал, что в гомеровском эпосе гробница является физическим воплощением κλέος, «славы» героя, которая является предметом поэзии. Могила Патрокла становится намеком, напоминанием о присутствии Мертвеца, дух которого пробужден Ахиллом. В случае «Илиады» возможны такие трактовки, где сама поэма становится σημα, в котором закреплена воля Зевса, а поэзия станет σημα ‘гробницей’ поэта1124. Можно вспомнить также др.-гр. ἡρῷον, ‘святилище, посвященное культу героя’1125. Интересно, что «Похищение быка из Куальнге» часто сравнивали с «Илиадой»1126 и предполагали даже искусственное построение материала ирландскими монахами по греческому образцу. Тем не менее влияние древнегреческого оригинала «Илиады» с его семантическими особенностями практически невозможно в раннесредневековой Ирландии, где древнегреческий язык был мало известен. Представления о связи поэта, героя и его могилы носят, судя по всему, универсальный характер (или, по крайней мере, характерны для индоевропейской поэтики).