Народность должно наблюдать и изучать в действительном быту народа. Но народ действительно существует в бесчисленном множестве отдельных личностей, принадлежащих конечно к одному, тем не менее всегда больше или меньше ветвистому, и притом в ветвях своих больше или меньше разнообразному корню. Разнообразностью этой нечего б было слишком смущаться, если б она всегда была плодом чистого, беспримесного, само из себя исходящего, самим чрез себя определяемого развития. Но вам известно, Мм. Гг., что во всем касающемся человека, как человека – особливо в таинственном процессе образования так называемых «народностей», этих первых цельных очерков, коими на стаде людей вытиснивается обличие истинно-человеческое – участвует неисчислимое множество разнороднейших случайностей. Преимущественно сильно здесь взаимное влияние самых народностей, когда они, в следствие различных переворотов, составляющих историю человечества, сталкиваются меж собой, тем более остаются надолго в близком, постоянном соприкосновении. Тут всегда, больше или меньше, происходит обоюдный размен понятий, нравов, привычек, одним словом – всех национальных особенностей, которые, по свойственной человеческой натуре емкости, до того срастаются иногда с восприявшими их народами, что кажутся уже не прививками и приростами, но существенными чертами их самородного, своебытного образа. Таким образом, в действительном быту народа, как он представляется непосредственному наблюдению, может находиться многое, вовсе не принадлежащее к его народности, совершенно чужое и чуженародное.

Из этого общего закона не могло быть исключения для народа Русского. Мы даже знаем и отчасти положительно, по крайней мере на сколько достает у нас исторической памяти, что на безмерном пространстве нынешней России, Русский человек сложился в свой нынешний вид, в постоянном соприкосновении, под непрерывным влиянием различнейших чуженародностей. Известно, что Восток и Север нынешней России издревле заселены были сплошною Чудью, которая быть может потому и названа так Русскими, что была для них совершенно «чужою»: с этой однако ж Чудью, среди которой он помнит себя новым, слабым зашельцем, Северо-Восточный Русс, обще и дружно, заложил основания той государственной цельности и жизненности, непосредственным действием которой выработался первенствующий ныне оттенок народности Русской, оттенок так называемый В елико-Российский; собственно не что иное, как плод проникновения грубого Чудства образовательною стихиею Русскою. Затем, в старинном домовище Русского человека, на Юге и Западе нынешней России – сколько самому ему довелось вытерпеть приливов и наплывов, отсед которых не мог не остаться на его природной физиономии! Оттого в нынешнем Юго-Западном облике народности Русской, особенно в том оттенке его, который принадлежит Казачеству, многое отзывается чистою Азиею, изобличает в себе происхождение Кавказское, или – еще далее – под-Алтайское. Присовокупите к тому меньше материальное, но не меньше могущественное влияние цивилизаций, прибывавших на Русь, в разные времена, с разных более или менее дальних сторон: Греческо-Византийской – из-за Дуная, Латинско-Польской – из-за Вислы, Немецко-Варяжской – из-за Моря! – При всем этом, Русский человек не перестал быть человеком Русским, не выродился – ни в Чудь «белоглазую», ни в Сорочину «долгополую», не обернулся ни Ляхом-«Католиком,» ни Немцем-«Алютором»[96]… Что ж именно теперь в нем принадлежит его первобытной, основной, чистой, беспримесной Русской натуре? Что в этой многовековой накипи разнородных и разнокачественных элементов которая составляет нынешнюю бытность народа Русского, должны мы признавать существенно своим, ни откуда не занятым, самородно и самообразно Русским? Вот задача этнографической критики, примененной к нашему народному самопознанию.