В настоящее время, это старо-Русское население, как я уже заметил, не малочисленно в Молдавии, особливо – Верхней. Но его трудно различать между Румунами, с которыми Юго-Западные Руссы вообще чрезвычайно сходствуют во всех особенностях наружного житейского быта. Сохраняется в нем только язык Русский, и то больше про себя – для домашнего обихода. Есть также церкви, в которых богослужение совершается по-Русски – именно для этих Русских старожилов: ибо новые выходцы из России потому более и выходят сюда, что чуждаются Православной Церкви вообще, Русской в особенности. Чисто-Русского православного богослужения святилищем остается здесь поныне знаменитый монастырь Нямц, в того же имени цинуте Верхней-Молдавии, на границе Княжества с Трансильванией и Галицией. Монастырь этот, в том виде, в каком он существует теперь, есть создание природного Русского, память которого чествуется доныне всеобщим благоговением не только в Молдавии и Валахии, но и на всем Православном Востоке. То был так называемый Великий-Старец Паисий, по мирскому имени Петр Иванович Величковский. Лицо это так примечательно, что я не боюсь во зло употребить ваше, Мм. Гг., внимание, остановясь на главных хотя чертах его биографии, существенно принадлежащей к нашей народной истории[105].

Сын Полтавского Протоиерея, юный Величковский родился в начале прошлого века, в последних годах царствования императора Петра Великого (1722). Воспитывался он первоначально в училищах Киевских; потом, увлекаемый внутренним призванием к иноческой жизни, начал приготовительный искус в Любицком монастыре в нынешнем Городнинском уезде Черниговской губернии, вступил в первую степень монашеского чина в монастыре Медведовском в Чигиринском уезде нынешней губернии Киевской, и затем возвратился опять в Киев, в тамошнюю знаменитую Лавру, где пристроился к Типографии для научения гравировальному на меди искусству. Отсюда, в последствии, томимый жаждою высшей деятельности, он отправился дальше на Юг: сначала – в Княжества, где, пробыв три года в разных монастырях, выучился в совершенстве по-Волошски; потом, к главной цели своих стремлений – в Святую Гору Афонскую. Тут прожил он семнадцать лет, посвящаясь в глубочайшие и сокровеннейшие таинства духовного иноческого совершенства. Скоро стали собираться к нему ученики, большей частью из Русских и других Славян, так что наконец возник целый особый скит, где, в знак полного духовного единства двух разных народностей с двумя разными языками, введено было, по оригинальной мысли учредителя, небывалое до тех пор совокупно-двойное богослужение: Славяно-Русское и Волошское; то есть: при каждой службе церковной, чтение и пение поочередно – то по-Русски, то по-Волошски. Верный этой мысли во всей ее плодовитой обширности, учредитель сам, изучивший между тем совершенно древний Греческий язык, посвящал остававшиеся у него от прочих трудов и подвигов досуги на перевод с Греческого разных не переведенных дотоле духовных творений по-Русски, побуждая других способных к тому из собратий делать подобные же переводы по-Волошски. С таким духом и в таком устройстве, эта примечательная иноческая колония, предводительствуемая учредителем, снялась напоследок со Святой-Горы, и двинулась обратно на Север. Петр Величковский был уже тогда Иеромонахом Паисием, но без всякого начальственного сана, с одной нравственной властью над своими учениками и спутниками. Стечение благоприятствующих обстоятельств решило его пристать и водвориться в предложенном от Молдавского Правительства монастыре Драгомирне, в соседстве древней митрополии Молдо-Влахийской, старо-Русского города Сучавы: это как нельзя лучше согласовалось с его любимой идеей двународного единства; ибо тут, в общей местной населенности, обе стихии, Русская и Румунская, действительно соприкасаются меж собой в совершенном почти равновесии. Прошло затем новых двенадцать лет, как, в следствие политических переворотов, прекрасный приют Драгомирнский, в составе так называемой Буковины, отошел под владычество Австрийское. Тогда Паисий, с братиею, состоявшею уже из 350 человек, чтобы не оставаться под Папистами, «с ними-же», как говорит его жизнеописание, «мир духовный Восточней Церкви никогдаже быти можаше» – скорбя и плача горько, снова поднялся с места, и вдвинулся назад, в пределы оставленные Молдавскому Княжеству: сначала – в скит Секул, потом – в обитель Нямецкую, где и утвердился окончательно[106]. Все эти внешние перемены, нисколько не изменили плана действий, единожды им принятого. По-прежнему, при его личном неутомимом содействии, избранными братиями продолжались двуязычные переводы с Греческого; кроме того, на время зимнее, когда прекращались внешние хозяйственные по монастырю работы, исправляемые лично монахами, заведены были ежедневные по вечерам собрания братии, где производилось чтение и живое поучительное собеседование, на обоих же языках по очереди, как и при богослужении. Так как Паисий, душа всего, сам был Русский, то, при всей заботливости его о совершенном уравнении обеих народностей, главная доля, в словесном и в письменном употреблении, естественно должна была доставаться языку Русскому. В следствие того, общежительство как Драгомирнское, так потом и Нямецкое сделалось рассадником благочестия обще-Христианского, образованности же преимущественно Русской. В Нямце устроилась даже Славяно-Русекая типография, из которой вышли примечательные издания там же и составленных переводов, кои впоследствии распространились по России, и до сих пор не перестают перепечатываться в наших духовных типографиях. Старец, по истине заслуживший имя Великого, сам действовал до конца своей жизни; и как действовал? Приведу подлинные слова из его жизнеописания: «Зело прилежаше к переводу с Эллино-Греческого на Славено-Российский язык отеческих и богословских книг… Како же писаше, удивлятися подобает. Немощен бо телом отнюдь бяше, и на всем правом боку раны бяху. На одре, идеже почиваше, округ обложше себя книгами: сколько лексиконов, Библия Греческая и Славянская, книга из нея-же перевод творяше, посреде-же севща; сам-же, аки мало еотроча, седя согнувшися, всю нощь писаше, забывая и немощь тела, и тяжкия болезни, и труд»… В это последнее время своего земного труженичества, доблестный подвижник утешен был наконец торжественным признанием его бессмертных заслуг и со стороны России. При занятии Молдавии победоносными войсками Екатерины Великой, когда местное церковное управление вверено было Архиепископу Екатеринославскому Амвросию с качеством местоблюстителя Молдо-Влахийской Экзархии, старец, почтенный особым вниманием Главнокомандующего, Светлейшего Князя Таврического, лично от Преосвященного Амвросия посвящен был во Архимандрита монастырей Нямца и Секула: звание, в котором он и скончался, исполненный долготою дней и трудов, на исходе украшенного им столетия (15 ноября 1794).