Теперь Елена застыла, опустив голову, и на экране зависли ее темные кудри.
– Сомневаюсь. Я не вынюхиваю. Она ездила куда-то на день с подругой, у которой остановилась.
– И вы тоже общаетесь со старыми друзьями.
– Я как в ловушке. И мне еще нужно проторчать тут шесть дней до открытия выставки Ричарда? – хотя бы Джулиан успеет вернуться (ему пришлось улететь в Лондон, но он вернется в понедельник). – Если Клэр к тому времени не позвонит, я сразу улетаю.
– Вот так просто?
– Что ж. Я могла бы… могла бы засунуть сперва письмо ей под дверь. Это не будет таким уж вероломством, нет?
– Думаю, это хороший план.
– Я все испортила, наведавшись к ней. Где тут вообще справедливость? Сперва я все испоганила, не уделяя ей достаточно внимания, а теперь я испоганила все лишним вниманием.
Елена сделала глубокий вдох – Фиона услышала это, но лицо Елены застыло со сжатыми губами – и сказала:
– Вот о чем я думала последнее время. Мы столько говорили о вашей вине, но совсем ничего – о вине Клэр
– Я…
– И я понимаю, что это трудно для вас. Винить Клэр. Но не пришло ли время отказаться от самой идеи вины.
Эти слова отбросили Фиону к сотням разговоров, что она вела много лет назад. Эшер Гласс постоянно рассуждал о вине и стыде, этих двух бичах, тянущихся за вирусом.
– Я через это проходила, – сказала Фиона. – Дело в том, что, если ты перестанешь винить людей, а дерьма в твоей жизни не убавится, единственное, что тебе останется – это винить мир. А когда ты винишь весь мир, когда кажется, что сама планета отказалась от тебя, и если Бог есть, то он тебя ненавидит – это хуже, чем ненавидеть себя. Это так и есть.
Она ожидала, что Елена скажет ей, что она не права, что нет ничего хуже ненависти к себе, но многозначительное молчание Елены слишком затянулось, чтобы предвещать такой ответ.
– Алло? – сказала Фиона.
Рука Елены застыла у щеки. И она пропала.
Утром в среду, еще затемно, зазвонил телефон Фионы, и она подумала, что это кто-нибудь из штатов. Но это была Клэр.
– В общем, звоню сказать, что я в порядке, – сказала она. – Здесь что-то творится, кварталах в пяти, я не знаю. Но мы в порядке.