– Нет уж, нетушки. Никогда. Эй, ты поведешь меня на открытие выставки Норы, так ведь?

– Может, ты придешь со своим профессором социологии!

– Йель, там будут мои родители.

– Замечательно, – сказал он. – Тебе определенно стоит показаться с геем, больным СПИДом. Я знаю, твой папа это обожает.

В феврале – еще почти десять месяцев ждать – собрание Норы наконец, наконец-то, будет выставлено в галерее Бригга. После бесконечных переносов и проволочек. Билл наломал дров, пообещав под залог картины Фудзиты японскому музею Охары, раньше, чем их сможет выставить галерея Бригга. Йель все еще получал рассылку от галереи и с тревогой отметил, что в анонсе выставки указаны все художники, кроме Ранко Новака. Даже Сергей Муханкин. Он позвонил в галерею и, назвавшись сотрудником «Во весь голос» (почему бы нет?), спросил женщину, взявшую трубку, будут ли выставляться работы художника по фамилии Новак.

«Не вижу такого», – услышал он в ответ.

И Йель закинул голову, задрав подбородок и кадык к самому потолку, и сидел так, пока не заболела шея.

Хотя бы Нора умерла, убежденная, что добилась выставки Ранко, но Йель чувствовал той частью души, что верила в загробную жизнь – он пытался верить в нее с некоторых пор – что ужасно подвел Нору. Она доверилась ему, передав наследие Ранко в его руки, а он облажался. К тому же одну из картин она написала своей рукой, даже если не считала ее своей работой. Йелю нестерпимо захотелось увидеть на стене галереи портрет Ранко в жилете ромбиком рядом с портретом Норы в детстве – тайный триумф, понятный лишь паре человек. А теперь все эти картины будут пылиться где-нибудь в запаснике. При этой мысли у него сжималось горло. Он еще не говорил об этом Фионе; сказать ей было все равно, что сказать Норе.

Йель с Фионой просидели у подножия Дюбюффе еще полчаса, прежде чем услышали голоса толпы со стороны Кларк-стрит, а затем увидели людей, с помятыми транспарантами, вспотевших и растрепанных.

– Джордж Буш крепко спит! Он устроил геноцид!

Появились новые группы, бежавшие перед общей массой спиной вперед. Йель заметил Эшера впереди, а потом и Тедди. Тедди жил в Дейвисе и после защиты диссертации проходил преподавательскую практику в Калифорнийском университете, но вернулся по такому случаю. До этого Йель видел его на демонстрации со свечами – он загорел и выглядел счастливым, чуть поправился, но это ему шло.

Йель и Фиона стали скандировать со всеми:

– Забота! О здоровье! Право! Каждого! Забота о здоровье – право каждого!