– Тебе стало легче, – сказал Джейк, – или грустно?

– Не грустно – это было бы нелепо.

– Ты потеряла потерю. Это все равно потеря.

Фиона села.

– Спасибо, доктор Сьюз[138].

– Я что, задел больное место? Эй, вернись!

На улице, когда она включила телефон, ее ждало сообщение от Клэр: все в порядке, и не хотели бы Фиона с Сесилией, может быть, завтра познакомиться с Николетт и посидеть с ней час, пока Клэр будет на работе, перед тем, как за ней приедет Курт? Сиделка подвела ее.

1990

1990

Сломанное ребро позволило Йелю избежать многого из того, что он не хотел делать в старой квартире. Тереза усадила его на диван и приносила ему одну за другой коробки с вещами. С одеждой Чарли, которую он не хотел. С книгами Чарли, которые он также не хотел. С кухонными приборами, которые когда-то были его, но он давно уже купил новые. Оранжевый полосатый шарф Нико. Йель глазам своим не верил. Он провел пальцами по бахроме. И аккуратно скатал его в пухлый рулон. Наконец-то он отдаст его Фионе. Здесь же была его сувенирная толстовка из Мичигана, пахнувшая точно склеп. Ему стало интересно, специально ли Чарли ее хранил или она просто случайно завалялась. А вот карта Чикаго, разрисованная Нико в тех местах, где они все были вместе: крохотный Ричард со своей камерой на Белмонт-рокс, крохотный Джулиан с подносом еды у закусочной, где он работал, Йель в берете у Художественного института. Карту он возьмет себе.

Когда он за ней потянулся, Тереза сказала:

– Осторожней двигайся. Если не будешь дышать как следует, получишь пневмонию.

Ему была приятна материнская забота. И теперь, когда не стало Чарли, Йель мог без угрызений совести принимать остаточную материнскую энергию Терезы. Так что он сидел на диване, который все еще, после стольких лет, удобно проминался под ним, а Тереза приносила ему чай с медом и складывала вещи в две большие коробки, хотя он сомневался, что когда-нибудь распакует их.

Квартира до странности не изменилась. Чарли совершенно ничего не переделал, ничего не добавил на стены. На холодильнике те же магнитики, то же поникшее растение на подоконнике. Йель был рад. Ему стало бы не по себе, по неведомой, необъяснимой причине, если бы он увидел явные свидетельства того, что мир Чарли двигался куда-то дальше. А может, ему просто хотелось верить в такой мир, где существовала эта квартира, где навечно был 1985-й, где в любой момент могла открыться дверь и возник бы Джулиан с приглашением на вечеринку, Терренс с пивом, Нико с новым комиксом для Чарли.

– Ты ведь не идешь на работу? – сказала Тереза. – Даже не пытайся. Ты знаешь, какие люди: в первый же день, оглянуться не успеешь, как завалят бумажками. Скажи мне, что будешь валяться дома и ничего не делать.