До меня доносится раскатистый, непринужденный смех Питера:

– Клянусь богом, Уоллес. Когда-нибудь я точно сдам тебя в психушку.

Когда я спускаюсь на кухню, у раковины стоит Джонас и держит руку под холодной водой.

– А вот и ты. – Он вытаскивает руку из воды и поднимает ее. Его ладонь пересекает по диагонали красный ожог. – Я пошел принести твоей маме гамбургер. Схватился за металлическую лопатку, которая лежала на горячем гриле.

Он опирается на рабочий стол. Мне хочется съесть его с его ленивой, томной самоуверенностью. Поглотить его, переварить.

– Иди сюда, – тихо говорит он.

– Тебе нужно масло.

Я иду к холодильнику, нахожу брикет масла, разворачиваю липкую обертку. Джонас протягивает руку, и я натираю маслом обожженное место. Его пальцы смыкаются над моими. Я отстраняюсь и кладу масло обратно в холодильник.

– Элла.

– Что? – отзываюсь я, не оборачиваясь. Что бы он ни сказал, это будет невыносимо.

– Сомневаюсь, что Диксону захочется есть завтра тост с отпечатком моей обожженной кожи.

– Точно. – Я достаю масло обратно, отламываю шмат с краю и бросаю в мусорку, потом нахожу чистое кухонное полотенце и кидаю Джонасу. Беру себя в руки. – Оберни пока в это.

– Я кое-что тебе оставил, – говорит Джонас. – В твоем домике. Поищи, когда вернешься.

– Уже нашла, – киваю я. – Я возвращалась за луком, – сую руку в карман и достаю оттуда кольцо. – Не знала, что оно все еще у тебя.

Он берет у меня кольцо поднимает его на свет. Зеленое стеклышко светится, как криптонит.

– В том году я пообещал себе на Новый год, что забуду тебя навсегда. А потом внезапно увидел, как ты кричишь на какого-то несчастного придурка в кафе.

Он надевает кольцо мне на палец, поверх обручального.

Все, что я хочу, это сказать, что я принадлежу ему. Всегда принадлежала и всегда буду. Но вместо этого я снимаю кольцо и кладу его на стол.

– Я не могу.

– Оно твое.