Я сажусь на землю посреди старых салатных листьев, мокрых окурков и чайных пакетиков. Пустая коробка из-под бисквитов разодрана острыми коготками. Вчера ночью Джонас пришел ко мне в темноте и вошел меня, моя голова прижималась к холодной стене, я тяжело дышала, все вокруг казалось нереальным, прекрасная боль, мое платье задралось до пояса, и я чувствовала, что вся моя жизнь сошлась воедино внутри меня.
На пруду громко квакает лягушка. Где-то в грязи на дне затаилась гигантская черепаха. В окно мне видно, как Питер в кладовке накладывает шоколадное мороженое в разномастные миски. Раздает их детям, потом берет контейнер с фисташковым, мгновение раздумывает над ним и вываливает все содержимое в свою миску.
Я собираю кукурузные огрызки и кожуру в кучу. Дверь открывается, и из дома выходит Питер с большим черным пакетом. Выглядывает меня в темноте.
– Я здесь, – отзываюсь я, выступая на свет. – Тут просто катастрофа.
Питер раскрывает зев пакета, и я кидаю все внутрь.
– Я видел тебя, – говорит Питер странным, сдержанным голосом. – С Джонасом.
– Видел меня?
– Я знаю.
Моя кожа становится горячей, по телу пробегает дрожь. Я заглушаю нарастающую панику, сосредоточившись на собирании мокрых окурков.
– Чертовы еноты.
Выхожу из круга света, поднимаю рваную коробку из-под яиц и, затаив дыхание, жду, что последует.
– Ты поцеловала его.
Мое сердце пропускает удар. Не было никакого поцелуя. Я не целовала Джонаса вчера. Он вышел из темноты, взял меня сзади. Я, не дыша, испускаю вздох облегчения.
– Пит, я понятия не имею, о чем ты.
– Не ври. – Выражение его лица жесткое, как речные камни, уверенное в своем праве на гнев.