ДУГЛАС. Легче, легче, мой друг. Мы еще не дошли до вопроса о моем участии.
ДЖОН БРАУН. За эти тридцать часов рабы поднимутся и встанут под наше знамя. А потом, пока город еще не успел собраться с силами для контратаки, мы перейдем через Шенондоа и подожжем за собою мост. Силы неприятеля застрянут на той стороне горящего моста; мост будет позади, впереди — горный хребет.
ДУГЛАС. Вот вы уже опять воспарили к горным вершинам.
ДЖОН БРАУН. А уж когда мы окажемся там, нас не выбить никакими силами. Будем совершать внезапные набеги на плоскогорье, забирать с собою рабов и снова уходить в горы.
Дуглас в нетерпении пытается вставить слово. Джон Браун удерживает его, подняв руку.
Я говорю сейчас об армии — армии, которая непрерывно в действии и пополняет свои ряды рабами, которым она дала свободу.
Дуглас вновь пытается прервать его, и вновь Джон Браун упрямо продолжает.
Мы подорвем основы рабовладения, сделав его невыгодным, ибо хозяин всегда будет в тревоге, что в одну прекрасную ночь доля его имущества стоимостью в полторы тысячи долларов исчезнет, уйдя вместе с нами в горы. Я начинаю с самого окраинного из рабовладельческих штатов — с Виргинии, — и по мере того, как все дальше продвигаюсь вглубь, рабовладельческая территория непрерывно сокращается… Все это досягаемо, возможно. Неужели ради этого не стоит дерзнуть, сколь ни велика опасность?
ДУГЛАС
ДЖОН БРАУН. Сегодня моя армия насчитывает семнадцать человек.
ДУГЛАС. Сколько еще вы ждете к той ночи, когда произойдет нападение?
ДЖОН БРАУН. Человек десять, может быть; может быть, пять.
ДУГЛАС. Так. Значит, у вас будет самое большее человек двадцать пять. И с этой горсткой…