Да, Иван IV Грозный (1547—1584) в свое время изъявил настойчивое желание венчаться царским чином (впервые на Руси). Но не «императором римлян», как того требовала традиция преемственности власти Московского государя от Византийских самодержцев, а «царем всея Руси». Отметим также, что в своей текущей политике царь был верным приверженцем не византийских авторов, а Макиавелли (1469—1527), сочинения которого охотно и часто читал[901].

Впрочем, в практической деятельности и другие самодержцы не особенно озадачивались проблемой доказать свою преемственность от Византии. Напротив, в официальных актах и дипломатической переписке зачастую речь идет скорее о том, что Москва заменяет собой Византию, а не продолжает ее. Эта тенденция совпала, как известно, с охлаждением отношения к грекам, в которых видели отступников от веры. Разумеется, такой подход не только резко сужал «имперский» кругозор России, но и становился основой национального затвора от всего остального мира. Решающим стало национальное самоутверждение, проглядываемое в строках Филофея пока еще лишь исподволь[902].

Национальный подъем тех лет вполне объясним, поскольку освобождение от татарского ига дало мощный толчок русскому самосознанию и национальной гордости, соединенных с ощущением собственной силы. Безусловно, этот рост народного духа был явлением положительным и естественным. Однако он нес в себе некоторые семена односторонности и ограниченности. «С русским народом случилось то самое, что бывает с человеком, который обращается исключительно с лицами, с низшими его по духовному развитию, и от этого получает преувеличенное понятие о своем достоинстве и значении»[903].

Дальнейшие события, когда вдруг «выяснилось», что, в отличие от русских, «греки веру продали», сговорившись с латинянами во Флоренции и подписав унию («Греческое царство разорися и не созиждется, сиа вся случися грех ради наших, понеже они предаша православную греческую веру в латынство», – как писал старец Филофей в своем послании[904]), лишь способствовали консервации самых вредных для нашего государственного и церковного строя практик. Последовавшие затем попытки при Иване IV и Алексее Михайловиче унифицировать обрядовые книги и внести необходимые исправления в богослужебные тексты вместо ожидаемого результата привели к обратному итогу: москвичи уверились, что именно Русь сохранила истинную веру, а греки ее «испортили», причем еще несколько столетий назад. Отсюда – недоверие к ним и даже вражда, не прибавлявшие широты нашему мировоззрению.