В итоговой справке «Алфавита» Боровкова из всех показаний, обвиняющих Киселевича и Ярошевича, сохранилось лишь упоминание о свидетельстве Громнитского («один Громницкий показал, что Киселевич принят Ивановым в октябре или ноябре 1825 года»). Вместе с тем утверждалось, что другие спрошенные участники Славянского общества «и не слыхали», что эти офицеры принадлежат к обществу. Тем самым полностью игнорировались показания Лисовского, Тютчева, Спиридова, Борисова. Тому факту, что Иванов, на которого как на лицо, принявшее Киселевича и Ярошевича, показывал Громнитский, отверг его свидетельство, придавалось решающее значение[689].

Окончательный вердикт следствия относительно предполагаемого участия этих офицеров в Славянском обществе отразился в документах следственных дел основных свидетелей этого эпизода. Например, в итоговой записке о Тютчеве говорилось, что письмо Иванова содержало лишь обращение к «знакомым» автора записки – Киселевичу и Ярошевичу. Однако предмет записки нельзя не принять во внимание: Иванов приглашал их принять участие в возмущении и следовать вместе с другими полками, которые должны были поднять члены тайного общества.

Несмотря на то что на следствии обвиняющие показания против Киселевича и Ярошевича были сочтены недостаточными для обвинения, руководящие участники Славянского общества были хорошо осведомлены о попытке привлечения ротных командиров Троицкого полка к мятежу, о чем наглядно свидетельствует упоминание о приглашении их «участвовать в восстании» в записках И. И. Горбачевского[690].

Итак, формальное участие в Славянском обществе Киселевича и Ярошевича не было подтверждено официальным следствием, несмотря на достаточно весомые уличающие показания основных свидетелей. Отрицание Ивановым многочисленных показаний о содержании его записки, обращенной к офицерам Пензенского полка, вызывает серьезные подозрения, учитывая в особенности существенное изменение его показаний по этому вопросу. Многочисленные показания главных свидетелей, ознакомившихся с содержанием записки Иванова, убеждают в том, что сообщенную в ней степень причастности Киселевича и Ярошевича к тайному обществу следует квалифицировать как полноценное членство (согласно показаниям откровенного Громнитского, принятие этих лиц Ивановым состоялось после Лещинского лагеря, то есть не ранее сентября 1825 г.). Во всяком случае, уверенные расчеты активных членов Славянского общества на этих двух офицеров подразумевают достаточно серьезную осведомленность последних о существовании, цели и планах декабристской конспирации, согласие с основными намерениями тайного общества. Цель и контекст обращения Иванова к двум офицерам Троицкого полка должны были стать предметом особого расследования на процессе.