Эта записка являлась ответом на записку М. М. Спиридова, адресованную офицеру Саратовского полка И. Ф. Шимкову, в которой Спиридов просил уведомить членов тайного общества, служивших в этом полку, что восстание начинается, и призывал подготовить к нему солдат. Записка Ефимова в передаче Горбачевского свидетельствует о том, что этот офицер, не будучи членом тайного общества, узнал о существовании заговора и его цели, выразив свое полное согласие с ней. Он был согласен принять участие в задуманном выступлении, рассчитывая на содействие других офицеров. Указание мемуариста, опиравшегося, вероятнее всего, на сведения Спиридова и Шимкова, заслуживает внимания. Но особенности рассматриваемого мемуарного источника, присутствие в нем неточных и не подтверждающихся другими данными сведений не позволяют считать данное свидетельство полностью достоверным и отнести упомянутого офицера к числу «несомненных» участников заговора декабристов.
Остается затронуть вопрос о последствиях обнаружения причастности к декабристам в дальнейшей судьбе представителей рассматриваемой группы. Нетрудно заметить, что ставший известным, в том числе из конкретных показаний на следствии, факт предполагаемого участия в тайном обществе, заговоре или выступлении декабристов не имел отрицательного влияния на дальнейшую службу лиц из категории возможных декабристов. Исключение представляют И. С. Бабаев, о котором, в связи с признанием сделанного ему предложения о вступлении в Союз благоденствия, собирало сведения III Отделение, и Н. С. Таушев, проходивший по «делу» В. Ф. Раевского в качестве обвиняемого («прикосновенного»). Как уже отмечалось, в 1826 г. он вынужден был покинуть службу, а затем над ним был учрежден полицейский надзор, что соответствовало уровню административного наказания.
А. Н. Крупеников, хотя и был, скорее всего, арестован и привлечен к допросам при штабе 1-й армии, однако затем избавлен от преследования и, очевидно, беспрепятственно продолжил свою службу.
В отношении других «предполагаемых» декабристов, имена которых прозвучали на следствии, какие-либо явные последствия этого обстоятельства не отмечаются. Согласно воспоминаниям М. М. Муромцева, хотя правительство было осведомлено о его принадлежности к ближайшему окружению М. А. Фонвизина и включенности к круг «вольнодумцев», это не имело серьезных последствий; уже в 1829 г. он назначается саратовским вице-губернатором[1215]. Не ощущаются негативные последствия обнаруженной причастности к тайному обществу и в случае Ф. Ф. Матюшкина. Несмотря на то что его имя упоминалось в следственных показаниях, а непосредственное военное начальство располагало вполне определенными сведениями о выраженном им сочувствии заговорщикам, Матюшкин продолжил свою карьеру без каких-либо осложнений. Этот же вывод можно вполне распространить и на предполагаемых участников выступления 14 декабря 1825 г. И. П. Киселева и П. Д. Балкашина, на осведомленного о декабристском заговоре А. П. Сапожникова, связанного с Я. И. Ростовцевым. Увольнение от службы в 1826 г. А. А. Шаховского было обусловлено не тем, что его фамилия прозвучала в показаниях А. Ф… Бригена, а, вероятнее всего, смертью его влиятельного заступника М. А. Милорадовича и интригами в руководстве Театральной дирекции – месте службы Шаховского. Не испытал никаких затруднений в дальнейшей карьере и А. А. Катенин, о причастности которого к декабристскому тайному обществу стало известно из записки эмигранта Я. Н. Толстого на имя императора. Наоборот, Катенин пользовался симпатией и поддержкой Николая I.