Имена других стали известны в качестве лиц, причастных к декабристским обществам, при подписке 1826 г., были названы в доносах и записках, обращенных на высочайшее имя (И. С. Бабаев, А. А. Катенин). Есть случаи, когда официальное расследование выявило факты реального содействия конспиративной деятельности со стороны предполагаемых членов (факт «прикосновенности» Н. С. Таушева к делу В. Ф. Раевского).

2) Причастность другой группы лиц не была вскрыта в 1825–1826 гг., они остались неизвестными правительству; исследователь может судить о характере их участия в тайном обществе по позднейшим, главным образом мемуарным источникам (М. М. Муромцев, Никифораки, П. Д. Балкашин и др.). Указания этого ряда имеют, как правило, большую определенность, но вместе с тем нередко видятся недостаточно авторитетными для окончательного ответа на вопрос о формальной принадлежности того или иного лица к тайному обществу. Среди них могут встречаться ошибки памяти (вероятно, И. А.(?) Кавелин).

3. Таким образом, подавляющая часть «предполагаемых декабристов» либо не была выявлена следствием, либо не привлекла его внимание. Причины появления этой группы участников движения, по большей части, совпадают с причинами возникновения «неизвестных декабристов». Это невнимание следствия к единичным показаниям, к лицам, занимавшим окраинное положение в тайных обществах, к свидетельствам о возможном участии в тайном обществе. Наглядным результатом такого невнимания стало отсутствие лиц данной группы в «Алфавите» Боровкова.

Особенно ярко подтверждают указанную причину случаи Ф. Ф. Матюшкина и А. П. Сапожникова. Причастность первого к тайному обществу была вскрыта в показаниях подследственных, однако короткое и формальное расследование не было завершено, его фамилия оказалась вне «Алфавита» Боровкова. Во втором случае назвавший Сапожникова в качестве лица, которое хотели принять в тайное общество и, возможно, действительно приняли, В. И. Штейнгейль был, по его собственному свидетельству, остановлен допрашивающим (В. В. Левашевым), в результате чего дальнейшие следственные действия не осуществлялись.

Необходимо указать также на специфику политического следственного процесса, когда следователи были заинтересованы в получении ограниченного набора фактов, могущих служить обвинению «главных» обвиняемых.

Определяющее влияние оказала и тактика защиты подследственных на процессе, когда арестованные скрывали как можно больше информации, которую можно было предъявить в качестве обвиняющей. В результате этого вне зоны расследования оказались факты и обстоятельства, связанные с некоторыми из предполагаемых участников движения. Эти обстоятельства грозили, по-видимому, усилением «вины» подследственных и, в конечном итоге, – ужесточением наказания. Думается, не будет преувеличением указать на эту причину сокрытия участия в заговоре и тайном обществе в случае А. П. Сапожникова (обнаружение его участия в заговоре грозило осложнениями для «спасителя» Николая I Я. И. Ростовцева, сообщившего о существовании заговора) и А. Н. Крупеникова (раскрытие его участия в тайном обществе открывало пласт информации о надеждах заговорщиков на войска, находившиеся в Киеве).