Записи жены писателя опубликованы и хорошо известны, приведем здесь лишь краткую подборку выдержек из ее дневника и из нескольких писем М. А. Булгакова, которые наглядно демонстрируют его настроения. Полная параллельная публикация дневниковых записей Е. С. Булгаковой и писем М. А. Булгакова того же времени предпринята В. И. Лосевым[942]. Однако представляется целесообразным привести здесь текст первой редакции дневника по книге М. О. Чудаковой без позднейшей послевоенной правки. В разных публикациях есть и некоторые расхождения в датах.
Из дневника Е. С. Булгаковой.
18 февраля: «Поздно ночью, когда кончали ужинать, известие от Александрова <…> по телефону, что Орджоникидзе умер от разрыва сердца. Это всех потрясло»[943]. 19 февраля: «Днем с Сергеем и Мишей пошли в город, думали попасть в Колонный зал, но это оказалось неисполнимым <…>»[944]. 20 февраля: «<…> Он с группой из Большого театра вне очереди был в Колонном зале. Рассказывал, что народ идет густой плотной колонной (группу их из Большого театра присоединили к этой льющейся колонне внизу у Дмитровки). Говорит, что мало что рассмотрел, потому что колонна проходит быстро. Кенкеты в крепе, в зале колоссальное количество цветов, ярчайший свет, симфонический оркестр на возвышении. Смутно видел лицо покойного <…> У М. А. дурное настроение духа»[945].
18 февраля: «Поздно ночью, когда кончали ужинать, известие от Александрова <…> по телефону, что Орджоникидзе умер от разрыва сердца. Это всех потрясло»[943]. 19 февраля: «Днем с Сергеем и Мишей пошли в город, думали попасть в Колонный зал, но это оказалось неисполнимым <…>»[944]. 20 февраля: «<…> Он с группой из Большого театра вне очереди был в Колонном зале. Рассказывал, что народ идет густой плотной колонной (группу их из Большого театра присоединили к этой льющейся колонне внизу у Дмитровки). Говорит, что мало что рассмотрел, потому что колонна проходит быстро. Кенкеты в крепе, в зале колоссальное количество цветов, ярчайший свет, симфонический оркестр на возвышении. Смутно видел лицо покойного <…> У М. А. дурное настроение духа»[945].
Из письма М. А. Булгакова П. М. Керженцеву.
22 марта: «Вообще, сколько я понимаю, мое положение становится все тяжелее. <…> Мне приходится теперь <…> еще и терпеть опорачивание моего литературного имени»[946].
22 марта: «Вообще, сколько я понимаю, мое положение становится все тяжелее. <…> Мне приходится теперь <…> еще и терпеть опорачивание моего литературного имени»[946].
Из дневника Е. С. Булгаковой.
28 марта: «Поздно ночью М. А.: – Мы совершенно одиноки. Положение наше страшно»[947]. 7 апреля: «<…> Миша смотрит на свое положение безнадежно. Его задавили, его хотят заставить писать так, как он не будет писать»[948]. 28 апреля: «Миша несколько дней в тяжком настроении духа, что меня убивает. Я, впрочем, сама сознаю, что будущее наше беспросветно»[949]. 1 (2?) мая: «Сегодня Миша твердо принял решение писать письмо о своей писательской судьбе. По-моему, это совершенно правильно. Дальше так жить нельзя. Все это время я говорила М. А., что он занимается пожиранием самого себя»[950]. 3 мая: «М. А. весь день пролежал в постели, чувствует себя плохо, ночь не спал»[951]. 6 (5?) мая: «Эти дни М. А. работает над письмом Правительству»[952]. 9 мая: (О разговоре М. А. Булгакова с П. М. Керженцевым) «М. А. говорил, что после всего разрушения, произведенного над его пьесами, вообще работать сейчас не может, чувствует себя подавленно и скверно. Мучительно думает над вопросом о своем будущем. Хочет выяснить свое положение»[953].