Шла жизнь простая и естественная, волнуясь, борясь и изменяясь в некоторых формах, но сохраняя свой коренной и основной тип среди борьбы, волнений и изменений, – и вдруг, так сказать, в один день она сделалась стариною вся, целиком, от одежды до грамоты, от богатырской сказки и веселой присказки до той духовной песни, лучшего достояния русского народа, которая дарит свои высокие утешения сельской хате и смеет явиться в городские хоромы только в печати, как любопытное воспоминание об утраченном настроении русской души. Но к счастью нашему, то, что называем стариною мы, заговорившие на всех иностранных наречиях и на все иностранные лады, не для всех сделалось стариною: оно живет свежо и сильно на великой и святой Руси. Мы, люди образованные, оторвавшись от прошедшего лишили себя прошедшего; мы приобрели себе какое-то искусственное безродство, грустное право на сердечный холод; но теперь грамоты, сказки, песни, языком своим, содержанием, чувством, пробуждают в нас заглохнувшие силы (III, 167).
Потому «раздается песнь народная, сказывается старорусская сказка, читается грамота прежних веков, и слух почуял простое слово человеческое, полное движения и мысли, и на душу повеяло дыханием жизни» (III, 167).
В «Московском сборнике» 1852 года помещены две песни и две былины из собрания П. В. Киреевского. В предисловии к ним Хомяков писал:
Наши старые сказки отыскиваются <…> в устах русского человека, поющего песни старины людям, не отставшим от старого быта. Наши старые грамоты являются памятниками не отжившего мира, не жизни, когда-то прозвучавшей и замолкнувшей навсегда, а историческим проявлением стихий, которые еще живут и движутся по всей нашей великой родине, но про которые мы утратили было воспоминание. Самые юридические учреждения старины нашей сохранились еще во многих местах в силе и свежести и живут в преданиях и песнях народных (III, 164).
Наши старые сказки отыскиваются <…> в устах русского человека, поющего песни старины людям, не отставшим от старого быта. Наши старые грамоты являются памятниками не отжившего мира, не жизни, когда-то прозвучавшей и замолкнувшей навсегда, а историческим проявлением стихий, которые еще живут и движутся по всей нашей великой родине, но про которые мы утратили было воспоминание. Самые юридические учреждения старины нашей сохранились еще во многих местах в силе и свежести и живут в преданиях и песнях народных (III, 164).
По убеждению Хомякова, Петр I и его последователи опрометчиво отбросили корневые ценности – «Кремль, Киев, Саровскую пустынь, народный быт с его песнями и обрядами и по преимуществу общину сельскую», а «истинное просвещение имеет по преимуществу характер консерватизма, которое есть постоянное усовершенствование, всегда опирающееся на очищающуюся старину». Хомяков призывал отстранить «всякую мысль» о том, будто возвращение к старине сделалось нашей мечтою… «Но путь пройденный должен определять и будущее направление. Если с дороги сбились, первая задача – воротиться на дорогу».