Важно отметить, что «ответное» восприятие зачастую вызывается не конкретным отзывом о России иностранца, а вообще моделью России, представленной во множестве разнородных иностранных текстов. Еще М. В. Ломоносов замечал: «Немало имеем свидетельств, что в России столь великой тьмы невежества не было, какую представляют многие внешние писатели»[896]. Указание на «многих внешних писателей» подсказывает, что мнение о стране воспринимается как коллективное, массовое представление, а произведения отдельных авторов как частные выражения этого представления. Видимо, на этом основании Ф. Н. Глинка утверждал, что иностранец не может стать, например, добросовестным автором описания российской истории. «Историк Отечественной войны должен быть русским, – рассуждал Глинка в “Письмах к другу”, – чужеземец со всею доброю волею не может так хорошо знать историю русскую, так упоиться духом великих предков россиян <…> Чужеземец невольно будет уклоняться к тому, с чем знакомился с самых ранних лет: к истории римлян, греков и своего отечества. Он невольно не отдаст должной справедливости победителям Мамая, завоевателям Казани <…> Иноземец, родившийся в каком-либо из тесных царств Европы, невольно будет прилагать ко всему свой уменьшенный размер». И далее дополнение этой мысли: «Напрасно клевета легкомысленных иноплеменников силится уверить свет, будто русские управляются одним страхом или корыстью <…>. Истина, водившая пером древних летописателей наших, явно опровергает клеветы сии»[897]. Подобное обобщение европейского литературного восприятия России до уровня характеристик общественного мнения Запада как раз очень характерно выражено заглавием статьи Хомякова «Мнение иностранцев о России».

Реакция на иностранное восприятие может выходить за рамки прямого отклика. Она становится предметом внутрилитературной полемики – более сложной формы усвоения инокультурного материала. В 1858 году «Современник» опубликовал критическую статью о книге А. А. Гаряйнова «Что такое г. Тьер и нашествие его на Россию» (СПб., 1858), которая в свою очередь являлась критическим разбором труда французского историка о войне 1812 года. При всем сочувствии А. А. Гаряйнову, «человеку 12 года», который не раз выступал, защищая Россию «от клевет», критик «Современника», явно находя манеру автора анекдотичной, делает подборку особенно поразивших его полемических фигур Гаряйнова, нацеленных на Тьера: «лжец и хвастун»; «всегда дерзкий и ветреный историк»; «как не пустить крови сочинителю таких нелепостей!»[898]. Тон статьи превращается в совершенно уничтожающий, когда речь заходит о том, что книга Гаряйнова «должна перевестись на иностранные языки и пошлется в чужие краи»: «Не лучше ли не делать этого? Нам кажется, что она может более повредить делу, нежели защитить его»[899]. Понятно, что «Современник» выбирает предметом критики манеру автора, а не цель его сочинения. В ситуации возникшего межлитературного диалога журналист не желает допустить, чтобы российская сторона была представлена столь неискушенным полемистом.