Какое-то время речь человека в основном «поддельная» – то есть человек думает на родном языке, но достаточно быстро заменяет слова, чтобы создать впечатление, что он мыслит на втором языке; однако по мере того, как растет опыт взаимодействия со вторым языком, формируются новые грамматические привычки, которые, как и тысячи лексических единиц, медленно превращаются в рефлексы; и второй язык укореняется все больше и больше, становится все более и более подлинным. Человек постепенно начинает бегло думать и говорить на другом языке, и он уже не «поддельный», даже если у человека есть акцент. Так же мы учимся видеть мир через призму чьей-то другой души.

Мои родители, например, очень глубоко усвоили психические точки зрения друг друга за почти пятьдесят лет брака, так что каждый из них постепенно научился «бегло быть» другим. Возможно, когда моя мать «была» моим отцом, она была им «с акцентом», и наоборот, но для каждого из них акт бытия другим был определенно подлинным, неподдельным.

Подобно моим родителям, я с некоторой степенью достоверности мог быть Кэрол, когда она была жива, и наоборот. Хотя мне потребовалось несколько лет, чтобы научиться «быть» Кэрол, и хотя я определенно так и не достиг уровня «носителя языка», я думаю, будет справедливым сказать, что во время самой тесной близости я мог «бегло быть» моей женой. Я разделил с ней так много воспоминаний – и с той поры, когда мы были вместе, и с тех пор, когда мы еще даже не встретились, – я знал очень многих людей, которые сформировали ее, я любил так много тех же музыкальных пьес, фильмов, книг, друзей, шуток, я разделял столь многие из ее самых сокровенных желаний и надежд. Так что ее точка зрения, ее внутренний мир, ее «Я», которое изначально имело экземпляр только в одном мозгу, приобрело второй экземпляр, хоть и гораздо менее полный и замысловатый, чем оригинальный. (Вообще-то, задолго до того, как она меня встретила, ее точка зрения уже породила другие экземпляры, поскольку, конечно, она была в разной степени и на разных уровнях достоверности воплощена у ее братьев, сестер и родителей.) Стоит ли говорить, что точка зрения Кэрол всегда не в пример более основательно была воплощена в ее мозгу.

Речь про то, что кто-то может «быть» кем-то еще, напоминает мне рождественскую вечеринку в отделе лингвистики в конце 1970-х, когда наш с Кэрол давний друг Том Эрнст изумительно пародировал своего профессора Джона Голдсмита (тоже нашего друга), уловив очень много его характерных движений. Было жутковато смотреть, как Том «надевает» и «снимает» стиль Джона – тем самым поддевая Джона и создавая отличные его снимки.