Именно эта характерная основательная замкнутость внутреннего ядра на себя, как я подозреваю, делает таким трудным его перенос куда-то еще; именно она делает душу так глубоко, почти безвозвратно привязанной к одному-единственному телу, одному-единственному мозгу. Внешние слои, конечно, перенести сравнительно просто, учитывая их сравнительно малое количество внутренних указателей, а средние слои перенести умеренно сложно. Кто-то настолько близкий к Кэрол, как я, может перенять много верхних слоев, некоторые из средних и кусочки внутреннего ядра, но может ли кто-то усвоить достаточно от этого ядра, чтобы сказать, хотя бы в сильно разбавленном смысле, что «она все еще среди нас»?
* * *
Возможно, я преувеличиваю трудность переноса. В некотором смысле все гёделевские петли самости (то есть странные петли, порождающие «Я») изоморфны на самом крупнозернистом уровне, и потому в самом грубом приближении их может быть вовсе нетрудно перенести; отличными друг от друга их делают только «добавки», состоящие из воспоминаний и, конечно, генетических предрасположенностей, талантов и так далее. Итак, в тех пределах, в каких мы способны быть хамелеонами и можем импортировать «пряности» историй жизни других людей (пряности, которые наполняют
Если это верно, то Кэрол выжила, потому что выжила ее точка зрения – или, скорее, она выжила
* * *
Однажды, когда я впервые посмотрю наши видеозаписи, на которых есть Кэрол, мое сердце разобьется, потому что я снова увижу ее, снова буду жить ею, быть ею – и, хотя меня будет наполнять любовь, меня также будет наводнять чувство, что это
Нет никаких сомнений, что паттерны, которые вспыхнут в моем мозгу при просмотре этих видео – символы, которые запустятся, восстановятся, воскреснут в моем мозгу, оживут впервые с тех пор, как она умерла, и начнут танцевать внутри меня, – будут вспыхивать так же сильно, как они вспыхивали в моем мозгу при ней самой во плоти, когда она по-настоящему делала те вещи, которые теперь – лишь картинки на пленке. Танец символов в моем мозгу, вспыхнувший из-за видео, будет