— Слишком много? — изумился Гай. — Я ведь твой муж. Ты поклялась…

— Не надо, — перебила его Мэдди резче, чем хотела. Это получилось так громко, что даже панкахваллы, далеко продвинувшиеся в искусстве сливаться с обоями, оглянулись на нее. Сказались бессонная ночь и ее отвращение к словам, только что сказанным Гаем. Она не могла этого стерпеть. — Пожалуйста, не произноси «слушаться».

— Я собирался сказать «любить меня», — ответил Гай с таким страданием, что Мэдди пришлось отвернуться. — Как я люблю тебя! И Айрис. Я и прошу только об этом.

— Гай, — сказала Мэдди, — будь же благоразумен. Люк — отец Айрис. Он пропустил… всё — всё, чему должен был быть свидетелем. Он не захочет, чтобы ты сопровождал его дочь всякий раз, как он будет видеться с ней. Я тебе не позволю.

— Твое позволение мне не требуется.

— И у тебя его нет! — подчеркнула она. — Не представляю, о чем ты только думаешь.

— Так будет лучше для нее.

— Даже не пытайся, пожалуйста, указывать мне, что лучше для моей же дочери.

— Ты должна выслушать, — сказал Гай, подступая на шаг ближе. — Прошу, просто выслушай меня.

Мэдди отшатнулась, неуклюже врезавшись в растение.

— Даже не собираюсь.

— Ты хотя бы интересовалась у Айрис, чего хочет она?

— Она ребенок, — ответила Мэдди, стараясь придержать растение, чтобы оно не упало.

— Ты должна у нее спросить, — настаивал Гай.

— Как ты спросил у меня? — сказала Мэдди. Теперь ее перчатки были перепачканы землей.

— Мне кажется, ты пока не можешь знать, чего хочешь.

— Гай, — ответила она, оставив растение как есть, — я-то как раз знаю. Мне очень жаль, но это так.

— Как это? — Гай с удивлением поднял на нее умоляющие глаза. — Прошло всего пять минут.

— Боюсь, немного больше. Я…

— Нет! — вскричал он, заставив панкахвалл снова повернуться. Он перевел дыхание, успокаиваясь. — Я не хочу говорить об этом сейчас. Мне нужен месяц. Только один месяц.