С чрезвычайной смелостью берется режиссер за евангельские сюжеты. Но вместо трогающего, волнующего, возвышающего он дает нечто приторно сладкое, сентиментальное, а кое-где – и почти кощунственное. Такие сцены, как путешествие в Вифлеем или поклонение волхвов, напоминают грубые народные олеографии на эти сюжеты (роковое сходство это усиливается вследствие очень плохой цветной фотографии) и с той лишь разницей, что в фильме отсутствует простодушие, которым в таких картинках иногда искупается художественное безвкусие. Декорация «долины прокаженных» – верх тривиальности и дурного вкуса: Беклин в трактовке Холливуда. О Голгофе с римскими солдатами, разыгрывающими в кости одежды Христа, говорить не хочется: до того безобразна миз-ан-сцен изумительного евангельского текста.

Остается динамика картины. В целом движение ее беспорядочно. То оно томительно замедляется, то ускоряется без нужды. Чередование темпов не подчинено единой направляющей воле, и зрителю никак не удается попасть в ногу с ходом фильмы. Пример – прославленная сцена бега квадриг. Она не подготовлена ничем, несмотря на все усилия режиссера. Фреду Нибло не удалось достигнуть того, чего десятки раз до него достигали другие режиссеры, ставившие состязание на велодроме или бой быков и умевшие сообщить зрителю чувство напряженного ожидания. Не могу я разделить и всеобщий восторг по поводу самого бега. Да, грандиозен сам стадион (хоть и он отдает бутафорией, как и все остальное), отличны лошади и, если угодно, возбуждает нервы бешеная их скачка. Но таково уже свойство всякого быстрого движения и всякой борьбы на экране, тут нет заслуги режиссера. Правда, он снимает лошадей и колесницы спереди и сзади, сверху и даже снизу, и зритель невольно дивится этим трюкам, но, говоря по совести, того же эффекта можно было достигнуть и более простыми средствами. Другой clou[331] фильмы: галеры и морской бой. Это, бесспорно, лучшие эпизоды и по построению, и по темпу, и в особенности в смысле фотографии. Но и в них немало мелодраматических черт и лишней суеты, а в сцене усыновления Бен-Гура Аррием – чисто оперная условность, не лишенная комического эффекта: на военном корабле матросы поднимают в знак радости мечи, совсем как хористы в «Вампуке»[332].

Бен-Гура играет Рамон Новарро. Это – очень красивый молодой человек и довольно посредственный актер. Без энтузиазма проделывает он все, что от него требуется бессвязной пьесой и бесхарактерной ролью. Остальные артисты – на том же приблизительно уровне.

И остается непонятным, как могли авторитетные критики признать «Бен-Гур» чуть ли не поворотным пунктом в кинематографии. Эта фильма – всего-навсего типичный образчик американской «сверхпродукции», покоящейся на предположении, что дыхание подлинного таланта и творческий порыв можно с успехом заменить миллионными ассигнованиями и беззастенчивой рекламой.