Бурная эволюция всех форм художественной мысли, которую застал Левинсон в послевоенной Европе, не могла не повернуть его в сторону экранного зрелища. «Кинофикация» западного искусства стала одним из первых его эстетических переживаний в эмиграции, и поначалу этот эффект был зафиксирован им в литературных рецензиях[528]. Обратившись к первоисточнику, Левинсон первым из маститых художественных критиков эмиграции оценил «волшебство экрана» и ощутил внутреннюю потребность в рефлексии на новейшие достижения его бессловесной выразительности, столь отличные от малоценимого им русского кинотворчества прежней эпохи.

Свое обращение к кинокритике Левинсон начал с анонимных рецензий на новинки экрана, отозвавшись на них в еженедельной «литературно-политической» газете «Звено», и легализовал, таким образом, появление киноотдела в этом «высоколобом» издании («Робин Гуд и Дуглас Фэрбенкс», «Дом тайн»). Ленты Гриффита, вышедшие на парижские экраны, побудили его к более глубоким обобщениям о природе кинематографа. При этом критик прибегнул к камуфлирующей мистификации – его первая статья о Гриффите, опубликованная в сентябре того же года, была подписана именем Леандр Венсан[529], причем для пущей убедительности текст сопровождался примечанием: «Перев[од] с французского М. Ш.».

Судя по всему, эта мистификация вполне удалась и была принята на веру не только рядовыми читателями, но и профессионалами[530] <…>. Во всех последующих статьях о кино, опубликованных в «Звене» («Эстетика медленности», «Новый Робинзон» и «Чудеса экрана»), Левинсон вновь скрыл свое имя за новым псевдонимом Киноман.

Утвердив кинематограф как равноправный наряду с прочими предмет интереса и обсуждения в эмигрантской газетной периодике, критик, склонный к масштабным жанрам, перешел от одноразовых рецензий к большому циклу – «Волшебство экрана», подписав его на сей раз собственным именем. Его публикация в газете «Последние новости» продолжалась более года (март 1925 – октябрь 1926 года) с перерывом на октябрь 1925 – март 1926 года, когда автор принял заведование художественным отделом газеты «Дни»[531] и на время перенес цикл на страницы этого издания. «Волшебство экрана» завершилось на четырнадцатой главе, но у нас нет ощущения, что она должна была быть последней. Скорее всего, эта работа прекратилась не потому, что автор исчерпал все возможные повороты темы, а в силу каких-то неведомых теперь внешних причин (можно думать, что финансовых), обусловивших его окончательный уход из эмигрантской печати. Сводной библиографии Левинсона пока не существует, но вполне вероятно, что его выступления во французской периодике каким-то образом продолжили кинематографическую тему[532].