РИК: Господи.

ДЖЕЙ: Никакой символ не сводится к символу, Рик. Символ истинен и целесообразен, потому что референция реальна. Вы это явно понимаете, вы же словесник.

РИК: Ланг ее поимел.

ДЖЕЙ: В данном контексте вас это беспокоит?

РИК: Мои уши! Господи!

ДЖЕЙ: Не хотите жвачки?

РИК: Я убью его. Я убью ее.

ДЖЕЙ: Все верно, Рик. Осуществите же финальное грязнение. Очерните, сотрите, подчините и отвергните истинную сеть, которая по необходимости находит референцию к истинности снаружи вашей собственной системы.

РИК: Моя жизнь кончена. Всё кончено.

ДЖЕЙ: Заметьте себе, пожалуйста, что я ни слова не сказал о личной жизни Линор Бидсман. Это меня не касается. В какие бы взаимодействия она ни решила вступить с мужественным блондином, дарителем истинности, близким по возрасту и социально-экономическому положению, с нашими с вами сплетническими отношениями это никак не связано. Дайте слово снам, Рик. Они для этого и существуют.

РИК: Откуда вы знаете про его возраст? Что он блондин и мужественный, с социально-экономическим положением?

ДЖЕЙ: Я всего лишь должен буду надеть этот противогаз. А еще имейте в виду, наше время почти закончилось.

РИК: Надевайте что хотите. Но я не уйду, пока не успокоюсь.

ДЖЕЙ: (приглушенно) Ах, какая перед нами задача, мой старинный друг. Какая кошмарная, чудесная возможность поупражняться в силе. Важнейший вопрос: взрослые мы или нет? На самом деле любим или нет? Любим ли мы покамест двумерную мембрану достаточно, чтобы позволить этой мембране войти в истинность, реальность, трехмерность, чтобы позволить ей побег из весьма уплощающего контекста, исключительно внутри которого первичная любовь может быть испытана и стать псевдовзаимной? А если мы осознаём свою неспособность войти, оплодотворить, проницать, сделать истинной мембрану, Другого, позволим ли мы этой Другой выйти обратно наружу, в чистое, лишенное запахов место, где она обретет полноту, блаженство, реальность?

РИК: Я внезапно даю обратный ход. Это полная белиберда. Я отвергаю все, что вы мне тут наговорили. Вы вроде бы должны мне помогать, унылое вы говно. Ваша функция здесь – помощь мне. Вся эта блентнерианская лабуда сводится к тому, что вы хотите, чтобы я сидел и спокойно смотрел, как объект моего обожания, полная референция и телос всякого поступка всей моей жизни уходит – и ее трахает до кровотечения какой-то козлина, шелково-гладкий похотливый яппи, у которого случайно оказался большой орган там, где у меня маленький.

ДЖЕЙ: Но вы только что подтвердили мой довод, Рик. Прислушайтесь, что́ вы только что сказали. Объект вашего того. Референция вашей этой. Объект и референция суть сущностно и вечно Другой, Рик. Видите? И такой она и должна для вас оставаться. Вопрос: хватит нам средств позволить этой Другой быть «Я»?