– Мы не понимаем, о чем вы, – артачился д-р Дж___, любовно поглаживая пульт механического кресла.
– Мы не понимаем, о чем вы, – артачился д-р Дж___, любовно поглаживая пульт механического кресла.
– Подумайте об этом вот с какой стороны, доктор, – сказал Концеппер, холодно улыбаясь. – Представьте, что «Я» есть узел веерообразной сети эмоций, склонностей, удлинений этого чувствующего и мыслящего «Я». У каждого отростка в разрастающейся сети-веере, конечно, может иметься внешняя референция и привязанность. Дом, женщина, птица, женщина. Но не обязательно. Отросток, ищущий обретения внешнего Другого и привязки к нему, по необходимости подперт, подкреплен, поддерживается; оттого он делается мелким, слабым, дряблым, зависимым от Другого. Исчезни внешняя референция и привязанность, пусть в моем случае это и невероятно, атрофированный отросток рассыпался бы от слабости, мог бы тоже исчезнуть. И «Я» сделалось бы меньше прежнего. Даже столь неимоверное «Я», как мое, не одобрило бы такой потери. – Концеппер криво ухмыльнулся, убрал молекулу-пушинку с безукоризненных слаксов. – Пусть лучше отростки веера торчат сами по себе: самодостаточные, жесткие, твердые, пронзающие пространство. И если один такой отросток привлечет кого-то, она, конечно, может припасть к нему с прожорливостью, которая будет лишь естественной. Но референцией она не станет. Только эфемерным ночным насекомым, привлеченным к сущностно недоступному свету. Свет отростка может ее поглотить, но сам отросток будет стоять, торчать, жестко, глубоко пронзая внешнее в отношении «Я» пространство.
– Подумайте об этом вот с какой стороны, доктор, – сказал Концеппер, холодно улыбаясь. – Представьте, что «Я» есть узел веерообразной сети эмоций, склонностей, удлинений этого чувствующего и мыслящего «Я». У каждого отростка в разрастающейся сети-веере, конечно, может иметься внешняя референция и привязанность. Дом, женщина, птица, женщина. Но не обязательно. Отросток, ищущий обретения внешнего Другого и привязки к нему, по необходимости подперт, подкреплен, поддерживается; оттого он делается мелким, слабым, дряблым, зависимым от Другого. Исчезни внешняя референция и привязанность, пусть в моем случае это и невероятно, атрофированный отросток рассыпался бы от слабости, мог бы тоже исчезнуть. И «Я» сделалось бы меньше прежнего. Даже столь неимоверное «Я», как мое, не одобрило бы такой потери. – Концеппер криво ухмыльнулся, убрал молекулу-пушинку с безукоризненных слаксов. – Пусть лучше отростки веера торчат сами по себе: самодостаточные, жесткие, твердые, пронзающие пространство. И если один такой отросток привлечет кого-то, она, конечно, может припасть к нему с прожорливостью, которая будет лишь естественной. Но референцией она не станет. Только эфемерным ночным насекомым, привлеченным к сущностно недоступному свету. Свет отростка может ее поглотить, но сам отросток будет стоять, торчать, жестко, глубоко пронзая внешнее в отношении «Я» пространство.