И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.
На практике такое встречается редко, эпизодически. Мешает субъективный фактор, человеческая слабость властителя. Еще серьезнее фактор объективный: слишком сложным механизмом предстают любые общественные объединения; их невозможно привести к полному единству интересов.
В трагедии Пушкина «Борис Годунов» интересную структуру предполагаемого шествия к монастырю, где обитал главный претендент на царение, воспроизводит думский дьяк Щелкалов; она соответствует социальному срезу общества: «святейший патриарх», «а с ним синклит, бояре, / Да сонм дворян, да выборные люди, / И весь народ московский православный…»
Уже заслуживает внимания, что люди отличаются образом жизни: одни служат церкви, другие (миряне) – государству. В обеих группах устанавливается иерархия: и в церковной – от патриарха до монахов, и в государственной – от царя до простонародья. Даже верхушка неоднородна: бояре – «сонм дворян». Но и однородная в социальном отношении группа отнюдь не монолитна, тут много найдется таких, кто себе на уме.
Нет надобности, да и возможности сличать изображение Пушкина с действительностью: оно о событиях противоречивого смутного времени. Историки немало потрудились над выработкой официальной версии события. Но историю пишут победители. У них был интерес укрепить династию Романовых… Однако и тогда, и до сих пор существовала и существует версия, снимающая с Годунова пятно цареубийства. Пушкин посвятил свой труд «драгоценной для росссиян памяти» Карамзина, фактографию событий заимствовав в томах «Истории государства Российского». Но факты не существуют сами по себе, они субъективно преломляются. «Борис Годунов» – это не иллюстрация к историческому событию (или переложение в стихи исторического исследования), а попытка поэта осмыслить событие, через это уточнить свою методологию познания человека и мира.
Пушкин – диалектик. Он потрясающе выразительно показал, как по-разному воспринимается факт, когда на него смотрят открытыми или зашоренными глазами. Такова сцена «Ночь. Келья в Чудовом монастыре».
Вот картинка, которую наблюдает проснувшийся Григорий:
Спокойно зрит на правых и виновных,
Добру и злу внимая равнодушно,
Не ведая ни жалости, ни гнева.
Именно в таком духе наставляет и Пимен Григория, видя в нем своего преемника: «Описывай не мудрствуя лукаво / Всё то, чему свидетель в жизни будешь…»
Красиво и умно, кто бы возражал! Только кончается сцена угрозой Григория царю: «отшельник в темной келье / Здесь на тебя донос ужасный пишет…»