Сошлюсь и на иные источники. Пушкин собирал материалы для «Истории Петра». Многим – и до последних дней – занимался уникальный государь, а важного царского долга, самому на себя возложенного, не исполнил: указ о праве наследства издал, а им не воспользовался. С трудным вопросом престолонаследия он дотянул до последнего. «Тогда-то Петр потребовал бумаги и перо и начертал несколько слов неявственных, из коих разобрать было можно только сии: “отдайте всё”… перо выпало из рук его. Он велел призвать к себе цесаревну Анну, дабы ей продиктовать. Она вошла, но он уже не мог ничего говорить».

Дальше верховодили священники. «Петр оживился… произнес засохлым языком и невнятным голосом: “Сие едино жажду мою утоляет; сие едино услаждает меня”». Пушкин щепетилен, помечая источник: он добавляет в скобках – «сказано в рукописи свидетеля»; так ли было или за действительное выдается желаемое – проверить нельзя. Маркировка сообщения существенна. Петр якобы произносил слова молитвы «с умилением, лице к веселию елико мог устроевая, говорил, по сем замолк…» Если было действительно так, как описано свидетелем, – Петр скончался как подобает христианину. Но он не просто человек, а еще и государь. И можно заключить, что священники несколько укоротили земную жизнь самодержца; а ему бы, хоть и «засохлым языком», надлежало изречь последнюю царскую волю… До начала следующего столетия протянулась нескончаемая борьба уж не за продолжение петровского дела, а просто за русский престол; дольше других на нем (незаконно, но «ко славе» <?> русской) восседала властная иноземная принцесса.

Кривотолков не избежала и посмертная судьба Пушкина. Последние слова Пушкина достовернее всех передает В. И. Даль: они ему и были адресованы. «Он вдруг, будто проснувшись, быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он сказал: “Кончена жизнь”. Я не дослышал и спросил тихо: “Что кончено?” – “Жизнь кончена”, отвечал он внятно и положительно. “Тяжело дышать, давит”, были последние слова его»223.

Но вот как излагает этот эпизод митрополит Анастасий (Грибановский). Здесь к пересказу воспоминаний В. И. Даля есть прибавление: «И осенив себя крестным знамением, произнес: Господи Иисусе Христе»224. Следует отсылка: Прот. И. Чернавин. Пушкин как православный христианин. Прага, 1936, с. 22. Т. е. раз уж напечатано, то и правда, можно тиражировать. Но добавленного не было. Пушкин, если бы и захотел перекреститься, в этот момент уже не имел сил поднять руку. Слова, столь любезные священникам, он, возможно, еще способен был произнести, но он их не произносил.