— Да, скорее всего.

— Иногда, когда ваш взгляд останавливается на мне, я задаюсь вопросом: видите ли вы кого-то кроме бесплодной и ядовитой гадюки?

Он спрыгнул со стола и встал перед ней. Взял ее руки в свои и нежно погладил между большим и указательным пальцами правой руки.

— Я, скорее, готов превозносить ваш гнев. Мне безразлично, что вы можете быть бесплодны. А если вы гадюка, то — в моих глазах — довольно привлекательная.

Какое-то время оба молчали, и она слышала только крики чаек снаружи.

— Мэри.

Она ждала.

— Я вижу лишь ангела, с которым этот мир так жестоко обходится.

И, когда он наклонился поцеловать ее, она приоткрыла губы, и на этот раз не было никого, кто бы мог увидеть их или помешать им.

Следующие два дня шел дождь: то и дело хлещущие потоки ледяной воды — но морозов не было, и даже ночью двор не покрывался льдом, а деревья наутро не клонились под тяжестью сосулек. А поскольку дождь не замедляет жизнь города так, как снег, все вокруг стало унылым, мрачным, в том числе и настроение Томаса. Вместе с ним скисла и Кэтрин. Мэри утешалась тем, что скоро, к добру или к худу, она сделает свой ход.

В воскресенье в церкви она молилась, но, как бы глубоко ни заглядывала себе в душу, не находила присутствия Господа. Вместо этого она ощущала присутствие смертных, которых люто ненавидела, хотя — знала — ненависти достоин разве что Люцифер.

Но она также чувствовала присутствие Генри Симмонса и знала, что он тоже чувствует ее. Он был ее будущим, а она — его. По крайней мере, до тех пор пока она дышит. Во всяком случае, пока она в качестве воздаяния не полетит в адский огонь.

Она спала, когда Томас вернулся из таверны в понедельник ночью, и проснулась, как только он залез в постель и стал задирать ее сорочку. Облака развеялись — наконец-то, — и комната была залита лунным светом. Томас был пьян и груб, и она уже готова была уступить, несмотря на то что он разбудил ее, но потом вспомнила, что у нее пошла кровь сразу после ужина и между ног у нее ткань, которая оскорбит его.

— Томас, — начала она сонным голосом, — сейчас мой цикл. У меня кровь.

Но он не слушал и уже потянулся туда. Нащупав тряпку, он с отвращением отпрянул. Его гнев не заставил себя ждать от досады, подхлестываемой пивом и дождем.

— Ты бесплодная женщина, вонючая, грязная, никчемная жена, твое тело только и делает, что отвергает меня, — злобно прошипел он. — Навозная куча. Ходячая кровяная навозная куча. Твоя кровь никогда не иссякает, проклятие на твою и мою головы.