Плаза, трактуемая Херцогом и де Мёроном, как «гигантский шарнир между старой и новой частями здания»828, – распределительная зона, отделяющая любителей панорам от меломанов, а также от постояльцев 244 номеров пятизвездочного Westin Hamburg Hotel, расположенного над Плазой на восточной стороне здания, и от счастливых обитателей сорока пяти квартир площадью от ста до трехсот квадратных метров, что на западной стороне. Обыкновенные посетители Плазы, насытившись видами, оседают в ресторанах и барах. Меломаны же восходят по просторным пологим лестницам в Большой зал (2100 мест) или Малый (для сольных выступлений, камерной музыки и джаза, 550 мест), а в антрактах – в простирающиеся на разных уровнях фойе.

Описывая Эльбфилармони, Херцог и де Мёрон подчеркивают, что стремились создать контраст между «публичной открытостью Плазы и замкнутым миром филармонического зала»829. Значит, в их понимании те, кто приходят на Плазу, чтобы посмотреть на город, и те, кто по ней направляются на концерты, не просто разные люди – это две страты. И нет сомнения, кто здесь выше, ибо архитектура производит стратификацию иного рода, чем бесплатное и платное присутствие; она в буквальном смысле слова возвышает меломанов над теми, кто щелкает фотоаппаратами: ведь большинство остается на уровне площадного горизонта.

В одном из фойе я сказал Лене: «Рихард был бы доволен». – «Валгалла», – подхватила она, мгновенно поняв, какого Рихарда я вспомнил.

В Большом зале, сообщают Херцог и де Мёрон, они хотели достичь контакта с музыкантами настолько же живого, какой возникает между болельщиками и их любимцами на стадионе830. Это отнюдь не противоречит осуществляемой ими селекции публики, о которой я только что упомянул, потому что замкнутость филармонического зала, в отличие от кольца стадионных трибун, – это намеренное сжатие размеров. Архитекторам ничто не мешало увеличить вместительность зала хоть вдвое, но они остановились на 2100 местах, должно быть, не только из расчетной рентабельности зала, но и стремясь подчеркнуть, что любовь к классической музыке – дар избранных. Помня о замечательном решении Шаруна в Берлинской филармонии, они окружили сцену зрительскими местами и расположили ярусы по принципу «виноградных террас», а об акустике попросили позаботиться несравненного Ясухису Тоёта – и тот создал шедевр, не уступаюший театру в Эпидавре. Греческий театр, по признанию архитекторов, был для них одним из источников вдохновения, но не эпидаврский, а дельфийский, – думаю, по той причине, что последний находится у подножия кряжа, острый зазубренный силуэт которого вырисовывается на фоне неба. Вот и они спрятали Большой зал под горными вершинами. Занимая сердцевину здания и оставляя по сторонам только узкие проходы между звукоизолирующими пазухами и внешними стенами, он фермами перекрытия подходит под самую крышу.