Они с Игорем зашли в кафе, взяли по стакану чая, и она засыпала его вопросами. Игорь отвечал, не стараясь выставить себя в выгодном свете, он говорил то, что считал правдой.

– Я рада, что вижу тебя; знаешь – это большое счастье, – сказала ему дочь.

Она предложила Игорю переночевать у них дома, и они разложили диван, стоявший в гостиной. Игорь провел у дочери пять дней; по утрам он провожал ее в школу, а вечером встречал; они гуляли по этому огромному городу, и Людмила показывала ему воронки на берегах Волги, перепаханных снарядами, и огороженную, еще не разминированную территорию, куда нельзя было заходить. И рассказывала ему о матери, о брате, которого видела довольно редко.

– Такова жизнь. Как мы можем встречаться, между нами тысяча семьсот километров?

– Я снова к тебе приеду, – пообещал он.

Игорю не составило труда получить в Минздраве список доступных для него медицинских вакансий. Его запрос касался небольших населенных пунктов в сельской местности с маленькими больницами, которые не привлекали молодых врачей. Виктор предложил ему помочь устроиться в Ленинграде:

– Конечно, было бы еще лучше, если бы ты жил в Москве – мы могли бы часто видеться.

Но Игорь был настроен на другое:

– Я хочу жить спокойной жизнью в провинции. И тем лучше, если это будет далеко.

Он совершил пять разведывательных поездок, чтобы на месте увидеть то, что его ждет, и в результате устроился врачом в больнице Кунгура – небольшого городка в уральской глуши, в девяноста километрах от Перми.

– Район замечательный, такое впечатление, будто находишься на краю света; и директор больницы мне очень понравился.

– Ты умрешь от скуки в этой дыре, – сказал Виктор. – Хочу задать тебе один вопрос, потому что с тобой я могу говорить свободно. У нас есть проблемы с евреями, которым отказали в визе. Вместо того чтобы смириться с этим, они устраивают манифестации, провокации, объявляют голодовки и настраивают заграницу против нас. По-твоему, что нам делать?

– Избавьтесь от них.

– Мы так и сделали. Было принято решение дать возможность нескольким тысячам евреев эмигрировать. Но есть смутьяны, активисты, которые устраивают шумиху вокруг этого, и, возможно, им пособничают из-за границы. С этими мы разберемся, но есть масса других. Мы не понимаем, почему они хотят уехать в такую далекую страну, с незнакомым языком; к тому же большинство из них – атеисты и не разбираются в религиозных вопросах. Они давно должны были забыть свое происхождение, однако упорно требуют признать их идентичность, хотя ничего о ней не знают и называют себя евреями, не имея понятия о том, что это значит.